Юрий Корольков - В катакомбах Одессы

Яков порылся в углу, вытащил из отрою кофейника листок, свернутый в трубочку, и отдал Тамаре.

— Я его уже сколько держу, мы думали всех вас румыны в катакомбах замуровали. А вы…

— Что еще? — перебила Тамара.

— Еще у еврейского кладбища зенитки поставили. Шесть штук, среднего калибра… Точно не знаю, нельзя подойти. Потом на Садовой в доме номер один штаб какой-то военный. Все время легковые машины стоят… Потом еще у спирто-водочного завода в начале сквера румыны большой склад горючего сделали. Не меньше тысячи тонн будет, и все возят в железных бочках… Запомнишь или записать?

— Запомню, запомню… Все? — Тамара снова заулыбалась: подросток, стоявший перед ней, — он даже в кубанке был на голову ниже ее, — говорил как заправский разведчик.

— Пока все. Главное насчет склада. Его знаешь как можно шарахнуть!

— Хорошо, все передам. Теперь слушай, — Тамара совсем понизила голос, — Бадаев приказал связаться с Крымовым, есть задание для вашей группы. Найдешь его через сапожника на Военном спуске, дом три. Запомни пароль… — И дважды заставила Якова повторить пароль, он даже немного обиделся — что он, беспамятливый?..

Простились они, как старые друзья. Тамара с Колей ушли из мастерской, а Яков, взволнованный встречей, сначала заговорил с друзьями о посторонних делах — надо бы до закрытия утюг починить, надо, наконец, дверь поправить… Но ему не терпелось поделиться своей радостью.

— Все передал, — радостно воскликнул он. — Товарищу Бадаеву в собственные руки велел отдать… Не забыла б чего!.. А Тамара, видно, опытная. Гляди, как придумала, — сперва свой примус принесла, потом про новый спросила.

В слесарной мастерской стало совсем темно — темнело рано, особенно в пасмурную погоду.

— Ладно, кончай базар, — сказал Алексей, — на сегодня хватит. Закрывай лавочку…

Саша Чиков запер наружную дверь, закрыл оконце фанерными щитами, включил электричество. Яков достал газету, которую второпях сунул за верстак.

— Так вот что, — наставительно сказал Алексей брату, — такие вещи сюда не таскай, завалишь и себя и других.

— А ты уже испугался! — задиристо возразил Яков.

— Испугался не испугался, делай как сказано. Я отвечаю за мастерскую. Иначе Петру Ивановичу расскажу.

— Ладно, уберу, — примирительно ответил Яков. — Но вы только послушайте, вот были ребята!..

Несколько дней назад Яков шел по Халтуринской улице мимо музея. Румынские солдаты очищали какое-то помещение и выбрасывали прямо на тротуар кипы старых газет, книг, журналов, какие-то папки, завязанные тесемками. Все это сваливали на грузовик и увозили. Яков постоял, поглядел, подтолкнул носком сапога раскрытую папку, из нее выпала газета, отпечатанная на серой оберточной бумаге. Яков поднял ее. «Коммунист», — прочитал он. — Орган подпольного Одесского губкома Российской Коммунистической партии большевиков. Сентябрь 1920 года».

Сначала Яков даже не сообразил, — первое, что пришло в голову: «Когда это наши успели выпустить подпольную газету?» Он торопливо сунул ее в карман и медленно пошел вниз к спуску. Потом догадался — так ведь это ж газета того подполья, с гражданской войны…

В мастерскую ворвался бомбой.

— Ребята, подпольная газета, глядите!.. Орган подпольного обкома партии…

Алексей, Саша Чиков, Алеша Хорошенко обступили Якова, потянулись к газете, а он торжествующе глядел на ребят, довольный, что они попались на его розыгрыш.

— Слушай, Гордиенко, — сказал Алеша, когда обман раскрылся, — за это можно и по шее схлопотать… Чего врешь!

— Вот и не вру. Все равно газета подпольная — читай, что здесь написано. Про комсомольцев, которых судили. Семнадцать ребят, они, как и мы, в подполье работали.

Вспыхнувший спор оборвался. Заперев дверь в мастерскую, ребята ушли в кладовую и принялись читать газету двадцатилетней давности. Читали, пока кто-то не постучал в дверь. Газету спрятали. Пришел Бойко, «хозяин» мастерской, оставленный для подпольной работы в городе.

— Что, орлы, заперлись? Румын боитесь?

Он был немного под хмельком. Яков не утерпел и рассказал о своей находке. Бойко насупился.

— Вы мне такую литературу сюда не таскайте. По глупости и провалиться можно. Прочитайте и выбросьте.

Но Яков не выкинул газету, уж слишком полюбились ему комсомольцы, которые жили и умерли за пять лет до того, как родился он и его товарищи. И потом в свободные и спокойные минуты Яков не раз доставал газету, вновь и вновь перечитывал ее, надеясь найти для себя между строк что-то важное и значимое. И в тот сумрачный вечер, когда ребята, заперев мастерскую, остались одни, Яков сел на верстак, зябко застегнул бушлат и начал читать сообщение, обведенное траурной рамкой: