Петр Игнатов: Голубые солдаты

И вот наконец наша карча рядом с устоем. «Кошка», ловко брошенная Колесовым, цепко ухватилась за нижнюю скобу металлической лестницы, начинавшейся чуть выше цокольной части устоя. Пока Бодюков закреплял карчу, чтобы ее не унесло течением, мы с Рязановым отвязали рюкзаки со взрывчаткой, а Колесов быстро, бесшумно, как опытный циркач, взобрался по лестнице на верх быка, к опорам ферм. Времени у нас было, что называется, в обрез. Бомбардировщики уйдут в четверть первого, в нашем распоряжении оставались считанные минуты. Бодюков уже тоже наверху. С помощью двух веревок они с Колесовым подняли туда рюкзак за рюкзаком. Отправив к ним весь груз, Рязанов и следом за ним и я перебрались с карчи на «рабочее место».

Работа спорилась. Не беда, что отяжелевшая, мокрая одежда прилипала к телу, что нас хлестал дождь и что порывистый ветер здесь, высоко над водой, буквально пронизывал нас насквозь. Руки действовали во тьме безошибочно. Лишь бы только охранники случайно не обнаружили нас…

Мне прямо-таки не верилось, что все сложилось так удачно. Даже патрульные и те ни разу не прошли по мосту за время нашей работы.

Заряды заложены. Колесов, Бодюков и Рязанов спустились на карчу. Я достал из кармана водонепроницаемый мешочек, извлек из него флакон с самовозгорающейся жидкостью. На самый худой конец, если она не сработает, в мешочке есть зажигалка и спички. Жидкость сработала. Бикфордовы шнуры — основной и запасные — затлели…

Теперь вниз, к друзьям…

Карча отплыла от устоя и медленно двинулась вниз по течению к сторону Днепра. Мы держались за веревки и плыли с ней, обернувшись лицами к мосту. Воодушевленные удачей, мы забыли о том, что опасность еще не миновала. К тому же наша карча уже никак не могла называться «Наутилусом»: освободившись от груза взрывчатки, она теперь торчала из воды.

До взрыва оставалось не больше трех минут, когда на правом берегу Березины внезапно вспыхнул луч прожектора. На мгновение метнувшись кверху, он вдруг упал на реку, скользнул по ней и выхватил из тьмы нашу карчу. Мы успели скрыться под водой. Я убежден, что немцы не заметили нас, ибо в противном случае они обязательно бы направили мотолодки вслед за карчой и перехватили ее. Но, видимо, следуя заведенному у них правилу, они все же решили на всякий случай обстрелять ее из пулемета. Прозвучали две короткие очереди. Прожектор погас, и карча, покачиваясь на волнах, продолжала свой путь.

Я вынырнул. Нас никто не преследовал. Позади чернел силуэт моста. Вот-вот должен был произойти взрыв. Я трижды дернул за сигнальный шнур. Из воды высунулись головы Колесова и Бодюкова. Рязанов не показывался.

— Борис! — тихо окликнул я Бодюкова, плывшего по другую сторону карчи за Рязановым. — Где Вася? Посмотри, что с ним?

Бодюков рванулся вперед, нырнул.

В это мгновение все окрест озарилось красновато-желтым светом, как от вспышки молнии. От грохота могучего взрыва у меня кольнуло в ушах и загудело в голове. Я увидел, как над средним устоем дрогнули края ферм и как затем фермы со скрежетом начали падать в реку. Что-то тяжелое обрушилось на нашу карчу, потянуло ее ко дну. От острой боли в затылке я глухо вскрикнул и полетел в бездну…

Очнулся я на траве, среди кустов. Светало. Дождя уже не было. Кое-где сквозь разорванные серые тучи проглядывало голубое небо. Рядом со мной сидели Бодюков и Колесов. Увидев, что я открыл глаза, они склонились надо мной.

— Фу, наконец-то! — облегченно вздохнул Колесов. — Мы так боялись, что и ты… — Словно поперхнувшись, он умолк, судорожно сжал мою руку.

Я попытался приподнять голову, но не смог этого сделать. Шея будто задеревенела, а в затылке зашевелилось что-то нестерпимо горячее и острое.

Друзья помогли мне сесть.

— А Вася где? — спросил я, едва ворочая языком.

Бодюков мельком, искоса взглянул на Колесова, и лицо его болезненно искривилось. Колесов опустил голову, кивнул влево.

— Тут он…

Превозмогая боль в затылке, я медленно обернулся лицом туда, куда указывал Колесов. Рязанов лежал под ракитой навзничь, со сложенными на груди руками.

Бледные, запавшие щеки, бескровные, плотно сжатые губы, заострившийся нос и полуоткрытые глаза с неподвижным, устремленным к небу взглядом. Он был моложе всех нас и сейчас выглядел совсем юнцом, все таким же красивым и нежным, как при жизни.

Сердце мое сжалось, в горле застрял какой-то удушающий ком. По щекам Бодюкова покатились слезы. Колесов кусал губы, тихо поскрипывая зубами.