Все чаще, чаще дождь переходил в ливень. Опасаясь, как бы в связи с этим не сорвался вылет бомбардировщиков, я в начале двенадцатого ночи запросил штаб полка. Оттуда меня заверили, что самолеты при любых условиях погоды будут на месте к указанному сроку.
— А теперь надо уходить отсюда, — сказал я. — Немцы могли запеленговать наш передатчик.
При свете маленькой лампочки, горевшей над рацией, я заметил, как торопливо и растерянно переглянулись Рязанов и Маркова.
— Собирайся, Галя! — обратился я к ней. — Жди нас у Днепра на левом берегу Березины. Если завтра до полудня не встретимся, иди по маршруту, который тебе дан.
— А передатчики как же? — спросила сдавленным голосом Галя и снова взглянула на Рязанова.
— Сами уничтожим! — ответил я. Во мне все сильнее ворошилась смутная, взволновавшая меня до глубины души догадка о каких-то сердечных нитях, связывавших Васю и Галю.
Когда Галя собралась в путь и мы вылезли из «норы» в мрак, под дождь, я представил себе, как тяжело и страшно будет ей одной брести через лес к дороre и затем в обход селений, по незнакомым местам, измокшей до последней нитки, идти к условленному месту встречи, туда, где Березина впадает в Днепр.
— Ты, Галя, того, не робей! — ободряюще промолвил Колесов.
— А чего ей робеть! — воскликнул Бодюков. — Она у нас не из пугливого десятка. — В голосе его ощущались заботливость и теплота.
Я пожал ей руку.
— Иди, Галя. Желаю тебе удачи.
Рязанов молча стоял, прижавшись спиной к дереву, и не отрывал глаз от Гали. Она подошла к нему, протянула руку.
— До свидания, Вася!
Дрожь в ее голосе как бы подтвердила мою догадку.
— Рязанов, — хрипловато вымолвил я. — Проводи Маркову до просеки…
Вася вернулся минут через десять. Тем временем Бодюков и Колесов испортили рации и утопили их в реке. Все следы нашего пребывания в «норе» были уничтожены.
Приближалась полночь.
Сквозь шум ливня до нас долетел грохот поезда, проследовавшего через мост.
— Пора! — сказал я.
Перекинув автоматы за спину, с пистолетами, гранатами и ножами, подвешенными к поясам, мы вошли в воду, ухватились за веревки, опутывавшие карчу, и поплыли с ней вниз по течению к мосту. Верх нашего «Наутилуса» чуть проступал над водой, а по сторонам от него, как поплавки, торчали наши головы.
Из-за ливня видимость была совсем плохой. Впереди сквозь мглу едва-едва угадывались черные контуры моста.
Мы усиленно гребли руками, пока не вывели карчу на середину реки. Теперь надо было следить только за тем, чтобы она, плывя по течению, не «изменила курса» и вышла точно к главному промежуточному быку.
Лично я уже не замечал ни ливня, ни холодной воды, в которой плыл, и временами испытывал какой-то жар, будто мое тело вдруг попадало в полосу кипящих подводных струй. Внимание было приковано к медленно надвигавшемуся на нас ледорезу. Оттуда все отчетливее доносились голоса охранников. Если они заметят карчу и обстреляют ее из пулемета, вряд ли кто из нас останется в живых. В эти минуты хотелось, чтобы ливень стал воистину ураганным и чтобы мрак сгустился во сто крат сильнее.
Я дважды дернул за шнур, соединявший меня с остальными. Это означало: «Под воду!» Стиснув камышовую трубку зубами и плотно сжав губы, я уже готов был погрузить голову в воду, когда довольно явственно услышал гул самолетов. Он нарастал с каждой секундой, как раскаты приближающегося, непрерывного грома, и заглушал шум дождя.
Где-то вдали один за другим тяжело ухнули три бомбовых разрыва. Почти одновременно в районе моста взвыли сирены воздушной тревоги, а затем оглушительно забахали зенитки. Взрывы бомб повторялись чаще, ближе…
До ледореза оставалось несколько метров. Мои друзья уже были под водой. На площадке ледореза неистово застрочил пулемет. От него в дождливую мглу неба потянулись четыре светящихся пунктира трассирующих бронебойных пуль. Открыли огонь зенитные пулеметы и на площадках других ледорезов. Было очевидно, что внимание охранников теперь приковано всецело к небу, туда, где за толщей сплошных туч гудели советские бомбардировщики. И все же рисковать я не стал, скрылся с головой в реке…
Вынырнул минуты через две. Ледорезы остались уже позади. Карча плыла к среднему устою моста, чуть отклоняясь влево от него.
По моему сигналу вынырнули Колесов, Рязанов и Бодюков. Гул самолетов с трудом пробивался сквозь отрывистую гулкую стрельбу зениток. Гитлеровцы не включали прожекторов. В такую непогодь их свет был, разумеется, совершенно бесполезным и мог послужить хорошим ориентиром для наших бомбардировщиков, которые, судя по их гулу и взрывам бомб, ходили по кругу, вне зоны зенитного обстрела.
Читать дальше