Иван Багмут - Записки солдата

— Долой его! — заорал Латка. — Стаскивай его!

— Долой! — дружно поддержал его предложение сход, но Василь, не дожидаясь, пока его стащат, сам сошел с крыльца.

На его место взошел коренастый человек в солдатской шинели, и Ивась обрадовался, узнав в нем батрака Ивана Крыцю — того самого, что когда-то поднял и разбил оземь тыкву в лавке Мордатого.

— Не надо нам такого Учредительного собрания! — начал он словами, которые перед тем выкрикнул из толпы. — Землю надо делить сразу, как говорят большевики. Чтобы не было эксплуатации, чтоб не было безземельных, чтобы бедняк не работал на хозяина, как вот, к примеру, я.

— А я тебе платил! — крикнул Кот. — И кормил! Плохо тебе у меня было?

Иван усмехнулся:

— Так, может, поменяемся? Передайте мне ваши двести десятин и погните за меня спину так, как я на вас гнул, — он сжал свои сильные руки в кулаки и потряс ими в воздухе, — а я потружусь, как вы трудились…

Толпа захохотала.

— Меняйтесь!

— Меняйтесь! Он вам заплатит, — смеялись люди. — И накормит!

— Больно ты умен стал! — буркнул Кот.

— Не хочет меняться… — подмигнул Иван председателю митинга. — «Тебе хорошо жилось!» — говорит хозяин. Хорошо, да не больно! Вот у вас, гражданин Кот, сынок учится на агронома, а я и жениться не успел, столько работы было… Вы каждый год прикупали землю, а я что у вас заработал? Заработал за десять лет хоть на десятинку землицы? Или на хату? Или на свое хозяйство? Или хоть на черный день? У меня еще и грудь прострелена на фронте, сейчас уже не смогу работать, как у вас когда-то… Вот и я хочу, чтобы помещичью и кулацкую землю поделили между безземельными. Чтобы поделили, не дожидаясь, что скажет Учредительное собрание!

Его слова вызвали громкие возгласы: «Правильно! Правильно!»

К крыльцу протолкался церковный староста.

— Можно вопрос? — И продолжал на ходу: — Тут докладчик рассказывал нам, будто человека сотворил не бог, и свет сотворил не бог, да и самого бога нет… — Молодой человек с красным бантом встал в ожидании, пока староста закончит вопрос. — Все вроде знает этот оратель. Так вот пусть он мне скажет, почему кизяк у коровы или, скажем, у вола не такой, как у овцы?

По толпе пробежал смешок.

— Лука Нестерович придумает…

Молодой человек развел руками:

— К сожалению, не могу удовлетворить вашу любознательность…

— А-а, не можешь! — причмокнул языком церковный староста, переходя с вежливого «вы» на «ты», и крикнул: — Не знаешь?! Как же ты смеешь говорить нам про бога, когда сам и в дерьме не разбираешься?! А?

Сходка ответила взрывом хохота.

Церковный староста хитро озирался, поглядывая то на докладчика, то на попа, который одобрительно кивал головой. Докладчик смеялся вместе с остальными, и смех быстро утих.

Ивась смотрел на агитатора широко раскрытыми глазами, не представляя, как человек может не потерять самообладания от такого неожиданного и коварного удара.

Когда воцарилась тишина, докладчик перестал смеяться и сочувственно посмотрел на оппонента.

— Как же вам не стыдно? — проговорил он. — Церковный староста, а смешали бога с дерьмом!.. Будет вам от священника!

Раздался новый взрыв хохота, а докладчик продолжал уже другим тоном:

— Целые поколения крестьян ковырялись в дерьме, знали одни кизяки. Революция вытащила вас из навоза. Революция хочет, чтобы вы управляли страной, тянет вас к свету, к науке, а вы — назад, в навоз! Доколе же так будет?!

Громкие аплодисменты покрыли его слова. Лука Нестерович стоял в растерянности, потом бросился к попу, но тот не стал его ждать…

Когда сход кончился, Ивась подошел к Дрелику. Вскоре к ним присоединился и Василь Кот. У него снова было приветливое лицо, но Ивась все видел перед собой то, другое, злое, и ему казалось, что Василь чувствует себя неловко, показав, каким он может быть.

— Ну, дали тебе! — засмеялся Пилип.

— Народ не понимает… — мягко сказал Василь и скорбно вздохнул.

— Народ скоро все поймет, — сухо ответил семинарист.

— Хорошо бы… — делая вид, что до него не дошла суть слов Пилипа, вздохнул Кот.

Мимо проходил Латка.

— Барчуки-революционеры… — насмешливо бросил он. — Буржуи, понаедали хари…

Собственно, «наел харю» только Василь, и у Пилипа, и у Ивася лица были в норме, но обиделись все трое.

— Чего вам надо? — огрызнулся Пилип.

— Чего надо? Харю набить! Да уж ладно… — И Латка прошел мимо.

— Что это он так? — обратился к Пилипу Ивась, пожав плечами.

— У него восьмеро детей, а земли полторы десятины, да еще руку на войне покалечило, — ответил тот.