Иван Багмут - Записки солдата

Хормейстер часто отчитывал жену за грязь в квартире, за невкусный обед, за непочищенную одежду, но она отвечала, что ей некогда. Когда он садился за рояль, жена мешала ему работать, заставляла выслушивать рассказы о том, как я забрался по ковру бог знает куда или опрокинул хвостом вазу с цветами. Хормейстер хмурился, но слушал. Очевидно, перебивать рассказ о котенке считалось грехом. Я сделал вывод, что цель человеческой жизни — присматривать за котятами. Вскоре мои иллюзии развеялись.

Однажды к моей благодетельнице пришел незнакомый немолодой мужчина и сказал:

— Ну, вот я и пришел!

— Посмотрите, какой красавчик, — сказала хозяйка, показывая на меня.

— Э, да он совсем черный, — проговорил человек недовольно, — мне бы хотелось иметь котенка повеселее цветом…

— Зато он чистокровный сибирский! — ответила жена хормейстера с тем запалом, с каким она всегда говорила о кошках. — Вы увидите, какой он будет пушистый! А как он поет! А какой игрун!

— Сибирский? — переспросил незнакомец, как мне показалось, с почтением. — Гм… А он умеет ловить мышей?

— О, научится! Он ведь еще совсем маленький.

— Вы думаете? — спросил человек, хотя прекрасно видел, что я и в самом деле совсем маленький.

— Я отдаю его только потому, что у вас его не станут обижать. Это необыкновенный котенок. Я даже собиралась оставить его себе.

— Гм… — хмыкнул посетитель, колеблясь. — Но он черный…

— Черная кошка приносит богатство, — сказала моя хозяйка. — Вы разбогатеете. Вот увидите!

Гость, кажется, не очень поверил ей, он несколько минут думал и только потом сказал:

— Ну, ладно… Возьму…

Мы вышли во двор и свернули в соседний подъезд этого же дома. Там и жил мой новый хозяин. Оказалось, что он писатель. Звали его… Но к чему называть фамилию? Буду звать его просто Писателем. Пишу это слово с большой буквы не потому, что считаю этого писателя ведущим. О, нет! Просто таким образом слово превращается в имя собственное.

Жена Писателя встретила меня не слишком приветливо.

— Боже мой, зачем ты его принес?

— Дорогая моя, он же чистокровный сибирский, — сказал Писатель, явно подражая моей предыдущей хозяйке. — Посмотри, какой пушистый!

— Пусть даже сибирский, — протестовала жена. — Но на что он нам?

— Как на что? Он будет ловить мышей!

— Но у нас нет мышей!

— Ну, знаешь ли… — запнулся Писатель, видя, что его доводы не влияют на жену.

— А кто будет за ним убирать? — продолжала та.

Я не расслышал ответа, потому что в этот миг заметил на столе колбасу, и, пока Писатель объяснял жене значение черной масти у котов и рассказывал о моих вокальных способностях, я съел все, что было на тарелке. Сидя на столе, я уже без особого интереса, позевывая, слушал спор супругов.

— Ты только посмотри на него… — убеждал жену Писатель. Тут он оглянулся, ища меня глазами. — Куда же он подевался?

— Боже мой! — воскликнула жена Писателя, увидав меня на столе. — Он уже сожрал твой завтрак!

Писатель немного растерялся, но все же пытался оправдать меня, ссылаясь на мой юный возраст.

— Маленький! — возмущалась жена. — Представляю, что он будет выделывать, когда вырастет! Просто истребит все в доме! Ты погляди, даже не убегает! Верно, думает, что ему все дозволено!

Тут я должен сказать, что она была не совсем права. Да, я был уверен, что мне все дозволено, однако съел колбасу не под влиянием убеждений, а просто потому, что хотелось есть. Чтобы компенсировать убытки, которые я причинил жене Писателя, я прыгнул к ней на руки и принялся потихоньку мурлыкать.

— Вот, слышишь! — обрадовался Писатель. — Он уже поет.

— У него и в самом деле мягонькая шерстка, — примирительно проговорила жена.

На этом ссора закончилась. Мне поставили старую сковородку с песком, блюдечко с водой, ящик из-под посылки, куда настлали шерстяных тряпок, и я зажил здесь.

Жизнь на новом месте сложилась несчастливо. Отношения с Писателем, с самого начала испорченные жалким куском колбасы, обострялись все больше и больше.

Неприятная мелочь, если ее все время подчеркивать, может превратиться в весьма большое зло. Я не выговаривал букву «р». Писатель, вместо того чтобы отнестись к моей беде по-человечески, как надлежит работнику культурного фронта, и не замечать дефекта моего произношения, не упускал случая поиздеваться.

Вот вам доказательство. Утром я просыпался и, дождавшись, пока откроют кухню, спешил, как и каждый воспитанный кот, поздороваться с хозяином. Как кот сибирский, я был очень осторожен. Я не ходил, как обыкновенные коты, а, настороженно озираясь по сторонам, полз на животе, потому что квартира представлялась мне дремучей тайгой, древним бором, где на каждом шагу поджидает опасность, коварный враг, смерть. Благополучно пройдя коридор, я потихоньку, чуть-чуть, приотворял дверь в кабинет и одним глазом заглядывал в комнату. Только убедившись, что там ничего опасного нет, я просовывал голову в дверь и здоровался: