Юрий Шестера - Бизерта

— Известно, Оля, — посмотрел тот на супругу, с трепетом ожидавшую его ответа. — В военной тюрьме мичман Рукша пытался покончить с собой… — Ольга Павловна и Ксения ахнули. — Однако врачам удалось все-таки спасти ему жизнь. — Ольга Павловна истово перекрестилась. — А после вмешательства русских военачальников всех степеней, в том числе и из Союза русских офицеров, французские власти отменили свое первоначальное решение о предании их суду военного трибунала и согласились дать мичманам разрешение на выезд из Франции в Белград, столицу Королевства сербов, хорватов и словенцев.

— Спасибо Тебе, Господи! — чуть ли не простонала Ольга Павловна. — Ведь они же совсем еще мальчики…

— Мальчики, давшие воинскую присягу на верность Отечеству, — строго посмотрел на нее Степан Петрович.

— Потому и потопили русский корабль, чтобы тот не достался французам! — с вызовом произнесла она.

— Которые уже два с лишним года содержат Русскую эскадру, — в тон ей заметил Степан Петрович.

Ольга Павловна растерянно посмотрела на него:

— Ты что же, Степа, осуждаешь их поступок?!

— Нет, не осуждаю. Но я осуждаю попытки оскорбить страну, предоставившую нам убежище, прикрываясь квасным патриотизмом.

— И которая приютила не только нашу большую семью во главе с дедушкой, но и Павлика, дав ему возможность обучаться в самой Сорбонне, одном из лучших университетов Европы! — с вызовом заметила уже Ксения и в знак солидарности с отцом обняла его.

Ольга Павловна с грустью посмотрела на них: «Неужели я опять не права?»

— Но ведь так думают и говорят многие женщины на «Георгии», — пыталась оправдаться она.

— Это напоминает больше кухаркины разговоры, но только не жен флотских офицеров, — раздраженно заметил Степан Петрович. — Разговоры женщин, не видящих или не желающих видеть дальше своего носа. Мне, признаюсь, обидно за тебя, Оля. Ведь ты же всегда отличалась трезвым взглядом на любые, даже самые трудные обстоятельства, которые случались в нашей с тобой совместной жизни.

Ольга Павловна виновато опустила глаза, и в каюте повисла напряженная тишина, которую нарушил бодрый голос Ксении:

— Чего загрустили, дорогие мои родители?! Или забыли, по какому поводу мы собрались здесь?

Ольга Павловна благодарно посмотрела на дочь: «Как же все-таки остро переживает она даже самую малую размолвку между нами и всеми силами пытается сгладить ее!»

— Ведь как бы там ни было, — продолжила Ксения, — а Павлик-то все-таки поступил в Сорбонну! — и уже тихо, с тайной надеждой в голосе, добавила: — Хотя и сдается мне, что скоро мы все сможем увидеть его. Не так ли, папа?

Степан Петрович утвердительно кивнул головой:

— Так, Ксюша, так. Русская эскадра действительно доживает время, отпущенное ей историей. Ее остатки будут распроданы или, как, например, наш добрый «Георгий Победоносец», пущены на металлолом, — он тяжко вздохнул, а Ольга Павловна, как всегда в минуты волнения, прижала кулачки к груди. — А оставшийся на ней личный состав пополнит ряды беженцев. Вот так вот, дорогие мои. А мы в это время ломаем копья о целесообразности затопления какой-то там канонерской лодки, — с долей скептицизма сказал он, примирительно глянув на супругу.

И та облегченно вздохнула — размолвка с мужем, так тяготившая ее, благополучно миновала.

Роковой 1924-й. Именно в этом году мечта русских моряков снова увидеть родные берега окончательно стала несбыточной…

Командир миноносца поднялся на мостик «Гневного». Туда тут же пришел и старший офицер.

— Ну что, Степан Петрович, кажется, приехали?!

— Похоже на то, Владимир Аркадьевич. Если французы начали переговоры с Советами, то это непременно закончится признанием Францией Советского Союза. А это автоматически приведет к ликвидации Русской эскадры. Вот так… — Он чертыхнулся. — Надо же, французские правители, как огня боявшиеся «большевистской заразы», преспокойно ведут переговоры с «товарищами», и не просто ее носителями, а, по сути, с вождями ненавистных для них большевиков. И это после заявления премьер-министра Франции Клемансо на Версальской мирной конференции*: «России больше нет». Прямо-таки как в дурном сне.

— Воистину, мир сошел с ума, — вздохнул старший лейтенант. — То, что мы считали надежной опорой в нашей борьбе с большевистским нашествием, на самом деле оказалось мифом. Горько и обидно…

— Тем не менее все логично. Ведь мы же сами предполагали, что после подавления восстания матросов в Кронштадте большевики будут вынуждены изменить свою пресловутую экономическую политику военного коммунизма, оказавшуюся явно несостоятельной. И действительно, провозглашенная ими так называемая новая экономическая политика, основанная на частичном признании частной собственности, укрепила их позиции не только в самой России, но и в мировом сообществе. Короче говоря, они заставили мировые державы считаться с ними как с реально существующей силой.