Ганс Кирст - Покушение

— И все же говорят, что в последнее время Штауффенберг совещался с Юлиусом Лебером, и не один раз, — упрямо настаивал Гёрделер. — Сам я не виделся с ним уже несколько недель.

— Но это же объясняется особенностями вашего положения, — попытался убедить Гёрделера фон Мольтке. — Ведь каждая встреча и беседа для вас, находящегося в подполье, небезопасна.

— Кардинальные изменения на последнем этапе подготовки к акции полностью исключаются, — убежденно произнес Ойген Г. — Я знаю Бракведе и Штауффенберга. Они никогда не были сторонниками рискованных авантюр. Перед тем как решиться на что-то, они наверняка все обстоятельно продумали, поэтому ваша позиция вряд ли повлияет на их точку зрения.

— Вы слишком молоды, — промолвил без упрека Гёрделер. — Когда-то и я был так же молод и честолюбив, но не бросался в водоворот событий очертя голову.

— Однако вы покинули свой пост обер-бургомистра Лейпцига, потому что не могли смириться с тем, что памятник Мендельсону собирались снести, — напомнил граф фон Мольтке.

— А может быть, я лишь воспользовался этим предлогом, а на самом деле ушел, чтобы не потерять себя.

— Вы ушли, чтобы остаться верным самому себе! — воскликнул доктор. — Что может быть понятнее?

Когда в 1932 году Брюнинг уходил, он предложил Гинденбургу, тогдашнему президенту, две возможные кандидатуры на пост рейхсканцлера — обер-бургомистров Кельна и Лейпцига, Аденауэра и Гёрделера. Но Гинденбург выбрал Папена и тем самым привел к власти Гитлера. Аденауэр укрылся в розарии в Рендорфе, а Гёрделер остался обер-бургомистром, затем стал уполномоченным по экономике, и наконец его взяла на службу фирма Бош. Он начал писать путевые заметки, затем мемуары. В 1940 году он воспевал победу над Францией, но упрекал Гитлера в бонапартизме.

— Нужно ненавидеть человека, — утверждал теперь бывший уполномоченный по экономике, — который выдает себя за скромника и будоражит миллионы людей во имя личной славы.

Беседа прервалась с появлением графа фон Бракведе. Едва поздоровавшись с собравшимися, он сразу заявил:

— Вчера гестапо выписало ордер на ваш арест, господин Гёрделер. Таково положение на сегодняшний день, и с этим надо считаться.

Присутствующие умолкли. Доктор пришел в негодование, граф фон Мольтке казался удрученным. Гёрделер на мгновение закрыл глаза, а затем промолвил, как бы оставаясь совершенно безразличным:

— Рано или поздно этого нужно было ожидать.

Бракведе кивнул:

— Если бы позднее, было бы лучше. Однако остается фактом, что вас ищет гестапо, а через один-два дня к поискам подключится уголовная полиция. Таким образом, будет мобилизована целая армия ищеек.

— А что, собственно, изменится в моей жизни? — заметил отрешенно Гёрделер, которого друзья нередко называли бродячим проповедником или сельским священником.

— Я установил контакты с некоторыми людьми из абвера, — сообщил Бракведе. — Они готовы помочь вам бежать из Германии в течение ближайших двадцати четырех часов.

— Как?! — выпрямился Гёрделер. — Вы хотите от меня избавиться? Вы уже договорились со Штауффенбергом?

— Мы хотим отправить вас в безопасное место, — пояснил решительно капитан, — и только.

— Это самое лучшее, что можно сейчас придумать, — заверил Гёрделера Мольтке.

И доктор Ойген Г. поддержал его:

— Это единственная возможность при создавшихся условиях.

— Я остаюсь! — заявил твердо Гёрделер. — Я хочу быть здесь, когда начнут развертываться главные события. А это должно произойти теперь же, не правда ли?

В беспокойные дни начала июля сорок четвертого ефрейтор Леман, по прозвищу Гном, вновь появился в Берлине. У посвященных с Бендлерштрассе — а их было не больше дюжины — это вызвало самое настоящее смятение.

— Добрый день, прелестная дама, — приветствовал Гном Элизабет, просунув нос в щель двери. Он радостно осклабился, увидев графиню, ибо всегда питал слабость к этому, как он выражался, «лебедю в курятнике». — Неужели за то время, что я отсутствовал, вы разучились говорить?

— Мой бог! — испуганно воскликнула графиня Ольденбург-Квентин. — Как вы здесь очутились?

— Прибыл на поезде прямо из Парижа, милостивая госпожа, и ноги сразу же привели меня к вам. — Ефрейтор схватил руку, которую ему протянула графиня, и сердечно потряс ее. — Не буду говорить, что вы стали прекрасней, так как быть прекрасней просто невозможно. Могу только засвидетельствовать: вы выглядите блестяще.

— Зато я могу сказать точно, что если бы вы оказались на моем месте и пережили бы все, что пришлось пережить мне, то по меньшей мере поседели бы, — попыталась пошутить графиня.