— Я вам сказал свое мнение, — сухо молвил Дергачев.
— А здесь, собственно, ни ваше, ни наше мнение не нужно — рядовой Голубев сам решил остаться в строю, и давайте не будем ему мешать, а поможем совершить, может, первый в его жизни мужественный поступок! — твердо сказал Колыбельников.
Голубев стоял тут же. Врач отступил от него на шаг, когда Колыбельников сказал о «клушках». Теперь Юрий стоял один, в разрезанной с одного бока куртке; чистые бинты, которыми было перевязано плечо, ярко белели на солнце.
— Как, товарищ Голубев, не меняете свое решение? — спросил замполит.
Юрий еще недавно желал насолить Колыбельникову, а теперь, поняв, что у того намечаются неприятности, вдруг сразу переменил свое отношение к комиссару, захотелось поддержать его в размолвке с этим чужим майором. Понимая, что приезжий боится ответственности, но в то же время и не желая, чтобы у командира и замполита были неприятности, если действительно произойдет какое–то осложнение, Юрий подчеркнуто официально, даже каблуками прищелкнул и по стойке «смирно» вытянулся, доложил так, чтоб слышно было приезжему майору, отошедшему в сторону.
— Товарищ полковник, еще раз прошу и настаиваю — разрешите остаться в строю. Чувствую себя отлично! — Голубев не удержался, верный своей натуре, добавил: — Даже лучше, чем до ранения!
Офицеры невольно заулыбались.
— Объявляю вам благодарность, товарищ Голубев, за мужественный поступок.
— Служу Советскому Союзу!
— Идите в свое отделение. — Полковник многозначительно взглянул на Дергачева и тут же занялся своими делами: — Помощник по мишенной обстановке, доложите, как поле.
— Все готово, товарищ полковник.
— Причина ранения точно подтверждается?
— Точно, рикошет. Пуля попала в небольшой камень и срикошетила. Да и на излете она была! Все меры безопасности строго соблюдались.
— Связь?
— В порядке, товарищ полковник.
— Зеленую ракету! Разрешаю открыть огонь!
Ракета взвилась вверх, и опять забухала артиллерия, зарычали танки, вскинулась земля от взрывов снарядов и мин. Рота двинулась вперед. Солдаты теперь не только стреляли в мишени, улучив, удобный момент, они вытягивали шеи, поднимались на носки и поглядывали туда, где белели бинты на плече раненого. «Идет!» И раз шел раненый, о какой усталости может говорить или думать здоровый? Солдаты прибавляли шаг, изо всех сил кричали: «Ура!» — и неслись вперед быстрее прежнего.
Колыбельников и врач шли в том направлении, где наступало отделение Голубева. Юрий несколько раз оглянулся, посмотрел на замполита, улыбнулся. Бледности на его лице не было, он был теперь опять, как все, разгоряченный, румяный и потный от бега. Он видел Колыбельникова, понимал, почему тот идет неподалеку от него. Не осознав еще, почему столь неожиданно переменилось вдруг отношение его к замполиту, Юрий ощущал радость, что этот умный, честный и справедливый человек стал так близок. «Я вас не подведу!» — думал Юрий, чувствуя прилив сил от желания избавить замполита от неприятностей, которые могут быть из–за этого ранения.
Пересекая неглубокую лощинку, Колыбельников увидел неподалеку Дементьева, радушно крикнул ему:
— Голубев–то наш молодец! Сержант радостно ответил:
— Я же говорил вам, товарищ майор, он мировой парень!
Колыбельников подошел поближе, решил даже здесь поучить исполняющего обязанности замполита роты.
— То, что он парень хороший, я вижу. Но и «наш Голубев» я сказал вам не случайно. Месяц назад вашему дружку были «до феньки» и стрельба, и учения. Я не знаю, чем руководствовался Голубев, оставаясь в строю. Может быть, даже не тем, что мы с вами ему внушали. Но о чем бы он ни думал, какой бы порыв им ни руководил — породили его мы, и это много значит!
Дементьева смутили эти слова замполита, он не успел ничего ответить. На правом фланге показались контратакующие танки «противника».
— Мне надо туда! — уже на бегу крикнул Дементьев майору.
Как только прозвучали сигнал «Отбой», Голубева все же отправили на санитарной машине в расположение полка. Сопровождал его врач, который перевязывал рану. Дорогой он не раз спрашивал:
— Жара не чувствуешь? Температура не повышается?
— Нет. Все нормально, — отвечал Голубев, а сам думал: «Как же, так я тебе и скажу!» Он проверял: есть жар или нет? Вроде и вправду не было. Только плечо ныло, особенно когда трясло машину. Да голова болела, может быть, и не от раны, а от бессонных ночей и усталости, а тут еще запах бензина и нагретой солнцем резины в тесном кузове «санитарки» был неприятен до тошноты.
Читать дальше