Владимир Карпов - Не мечом единым

— У меня должно быть два отчества: Юрий Александрович Иванович. Майор Колыбельников не меньше отца моего в этом деле участник.

— Тогда ты, как испанец, будешь: Юрий — Мария–Луиза–дон-Симон — Александрович-Иванович, — веселым речитативом проговорил фельдшер.

— А как твое имя?

— Вилен Тимофеевич Бикетов. — И, заметив удивление, которое вызвало такое необычное для деревенского парня сочетание, пояснил: — Батя у меня один из первых коммунистов на селе, в честь Владимира Ильича Ленина меня нарек Виленом. Хорошее имя, правда?

В пластмассовой коробочке репродуктора между тем опять зашипело, потом зацарапало, и послышался голос начальника клуба:

— Товарищи солдаты и сержанты, пока вы завтракаете, предлагаем вашему вниманию стихи о фронтовиках.

После этих слов гитара издала несколько красивых аккордов и вдруг перешла на ритмичную мелодию, под которую Голубев пел одну из песен тогда, за казармой. Глаза Юрия от изумления так расширились, что сержант с тревогой спросил:

— Что с тобой?

— Ничего, я так, мелодия знакомая.

Гитара между тем перешла на полутон, и хрипловатый голос, похожий на простуженный голос фронтовика, перекрыл музыку:

Он не стонал. Он только хмурил брови

И жадно пил. Смотрели из воды

Два впалых глаза. Капли теплой крови

В железный ковш стекали с бороды.

С врагом и смертью не играя в прятки,

Он шел сквозь эти хмурые леса.

Такие молча входят в пекло схватки

И молча совершают чудеса!

Гитара опять мягко зарокотала струнами, как только смолк голос чтеца. И снова зазвучала мелодия другой знакомой песенки. Юрий не понимал, что происходит. Уж не снится ли все это? Не может быть, чтобы Колыбельников ради того, чтобы сделать приятное раненому, решился на этот музыкальный сюрприз. Нет, замполит на такое ни за что не пойдет!

А мелодия между тем опять уступила микрофон чтецу:

Есть высшее из всех гражданских прав:

Во имя жизни встретить ветер боя

И, если надо, смертью смерть поправ,

Найти в огне бессмертие героя.

— Хорошие слова, — сказал одобрительно сержант. — Это все для тебя передают.

— Почему? — Юрий искренне удивился: ведь сержант ничего не знает о его беседах с Колыбельниковым.

— Я так полагаю, что для тебя, не иначе.

После завтрака Юрий лег на кровать. У него не то чтобы испортилось настроение, а как–то стало не по себе от мысли, что Колыбельников не от души, не в силу своего чистого, справедливого характера отнесся к нему хорошо, а все происходит по казенной, четко отлаженной системе. Может быть, его ввели в какую–то невидимую, очень сложную воспитательную машину, похожую на синхрофазотрон? Да, именно такую же сложную и большую, но только невидимую. У пульта управления в штабе сидит замполит Колыбельников. А его, Юрия, пропускают через фазы и отсеки этого грандиозного психологического аппарата, и он где–то теряет свои отрицательные качества, где–то воспринимает что–то новое, добротное, полезное для характера. Все — беседы, стихи по радио, случай на стрельбище, слова фельдшера — стало представляться одной линией этого воспитательного конвейера.

Не может быть, чтобы события последних недель были просто стечением случайностей! Уж очень они крепко связаны, направлены в одну цель, исходят из одного центра. Но, с другой стороны, не может быть запланирована и осуществлена такая опасная мера, как ранение! Это явная случайность.

Тут у Юры мелькнула мысль, которая ставила все на свои места: «Наверное, нет в этих делах ничего особенного — замполит просто хороший политработник и благородный человек, он занимается своими обычными делами, и не ко мне одному, а вообще ко всем так внимательно и по–деловому относится. Может такое быть? Вполне. И скорее всего, это именно так».

Но теперь Юрию не хотелось быть для майора одним из многих. Хотелось все же чувствовать себя ближе других к этому умному человеку.

После завтрака, перед началом занятий, прибежал Дементьев и с порога зачастил:

— Ну как ты здесь? Нормально? Ребята тебе привет шлют. Если крови надо, будет кровь!

— Ничего не надо! Царапина! Я хоть сейчас на занятия.

— Ишь, понравилось в героях ходить! Вчера в боевом строю остался, сегодня на занятия пошел!

— Да я не думал ни о каком геройстве ни тогда, ни сейчас.

— Скромность героя украшает! Но ты отлежись. Храп отрабатывай. Слыхал, как о тебе по радио передавали? Гремит наша пятая рота. Капитан Пронякин кум королю ходит!