Игорь Гергенрёдер - Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

Ещё летом семнадцатого отец почти весь капитал перевёл в Китай, в отделения американских и шведского банков. Семья была готова уехать в Харбин. Впоследствии до Иосифа дошли слухи — она и уехала до прихода в Томск красных. Отец, помнит Иосиф, подумывал осесть на Аляске, чтобы

снова, как в молодости, заняться торговлей пушниной. Скорее всего, он так и

сделал. Он был ещё нестар, энергичен.

С родителями уехали дочери с мужьями, живут теперь на Аляске или где–нибудь в Сиэтле, в Сан — Франциско.

И он бы там жил… Не задержись он в Троицке.

Что есть, то есть, он живёт в Оренбурге, и никто во всей стране не ходит на работу с таким чувством, как он.

На войну его не взяли из–за ранения. Нет, он не воевал, объяснил он в военкомате, ему было неполных шестнадцать, когда шёл бой за Троицк: перебегал улицу, и — случайная пуля в грудь.

Так и шло время. Появился зять — плечистый, видный: можно сказать, красавец. Толя Вывалов. На пару лет моложе Иды. Толя превосходно танцевал фокстрот, буги, любил ходить в кино, любил почитать. Русак, он обожал еврейскую кухню (не имел бы ничего и против французской). Был не дурак выпить. О работе же думал с зубовным скрежетом. В конце концов закрепился

в клубе нефтяников в качестве электрика. К зарплате «добирал» браконьерством: с дружками глушил рыбу; при случае, заваливали лося.

Толя с Идой и родившаяся у них дочка жили в квартире Дворина. Пятидесятые годы перевалили за переломную серёдку. Дозволительно поругивать кое–что в не столь давнем прошлом. Всё более в ходу скепсис относительно героики труда.

«Старикашечка — Абг'ашечка», — называл Толя тестя за глаза. Вот с кого делать жизнь! Такое времечко просидел в тепле и уюте. Беломор–канал, лесоповал и прочее — а он с молодости сидел в музее на стуле, ни хрена не делая. Война — а у него, видите ли, давнее тяжёлое ранение. В детстве наткнулся грудью на сук, вот вам и ранение. Чтобы еврей не сумел это использовать?

Старикашечка — Абг'ашечка — профессор в своём роде. Профессор безделья.

Бездельник–профессионал!

Еврей — что вы хотите? Лучше евреев никто не умеет беречь себя. Зря, что ли, Толя женился на еврейке? Он — папа еврейской девочки, он в семье, которая умеет беречь себя, то–то.

Толины дружки, и отнюдь не только они, завидев на улице Дворина, выражали одну и ту же мысль: «Вот ловкий жид! Сорок лет пердит в музее, ни х…я не делает и каждый день жрёт куг'очку! И, конечно, косит под русского, нормальное дело. Рабинович — а заделался Двориным!»

Меж тем разоблачение культа личности шло в рост. Рывдина посмертно реабилитировали. Из музея были убраны упоминания о его предательстве. Областная газета рассказала о «выдающейся деятельности товарища Рывдина в период гражданской войны». Например, 4 апреля 1918 товарищ Рывдин и другие руководители организовали отпор белым бандам и их разгром. Оказывается, белые были остановлены у дома Зарывнова (губисполкома), не смогли взять дом Панкратова (ревком) и уже к полудню были выброшены из города.

Дворин не вышел на работу. В зной и безветрие у него вдруг начался жар. Воспаление лёгких мучило полмесяца. Он как–то обломно состарился. Густые волосы почти сплошь поседели, мешки под глазами отвисли, иссечённые мелкими морщинками.

Появившись в музее, он сидит на своём стуле у стены изнемогший, немо–безучастный. В пустой зал вошёл юноша интеллигентного вида. Приблизился к картине «Набег белых…»

Старик на стуле неуловимо изменился. Какой зоркий, впивающийся взгляд. Юноша и не заметил, что кто–то встал рядом.

— Как прут…

— А? — посетитель повернулся к старику–еврею.

Посетитель слышит: были взяты губисполком, ревком, взят весь город, белые маршировали по нему с песней…

— Это выдумали в период культа личности! — юноша возмущён.

Старик смеётся мелким, квохтающим, недобрым смехом.

— Марш с песней не выдумали в период культа личности! Я вам больше скажу…

День–другой — он подходит ещё к одному… Ещё… «Ну, наши им задали!» -

«Конечно… К ночи того же дня освободили эти здания». Тихое, настойчивое:

«Было в семь раз меньше…», «Не имели артиллерии…»

Вот как упорен старик. Настоящий осколок культа… И вдруг людей осенило: он был провокатором!

Вспомнилось, как он заговаривал с людьми в музее «в то время…», «в самое–самое… когда по ночам чёрный ворон…» Провоцировал, вкрадчивый еврей, гадина: «Я вам больше скажу…» — а потом человека ночью… Вот что он делал все те годы, Иуда! Питался человеческой кровью!