— Поздравляю с громом «Грозы»! — простецки рассмеялся. — «Гроза» — мой отряд! — И ускакал.
Красногвардейцы пошли в дом купца грабить. А люди узнали, что Пудовочкин изнасиловал дочку Ваксова, гимназистку пятнадцати лет, а защищавшего её отца застрелил.
По городу начались реквизиции. Красные входили в дома, разбивали сундуки, забирали всё, что понравится. У купеческой вдовы Балычевой обнаружили полный сундук шёлковых головных платков. Расхватали их, стали повязывать шею. Сунцов ходил с алым бантом на жёлтом полушубке, с самодельной красной звездой на фуражке и с ярко–зелёным платком на шее. В доме девяностолетнего парализованного генерала Ледынцева увидал турецкое шомпольное ружьё времен покорения Кавказа и расстрелял генеральского зятя — за хранение оружия. Зять сам был старик — горный инженер на покое.
Доктор Зверянский громко постучал в дверь «бильярдной», услышал: «Войдите». Костарев, одетый, но накрывшийся пледом, приподнялся на канапэ. Он спал — его разбудил стук.
— Уважаемый госпо… пардон! Гр–ражданин комиссар! Вы знаете, что творят в–в–ваши? — от голоса доктора зазвенели бокалы в шкафчике.
Костарев надел пенсне, спустил с канапэ ноги, всунул их в домашние туфли.
— Расстреливают? Мародёрствуют? — обронил рассеянно.
Доктор судорожно сглотнул и почему–то зашёл к сидящему сбоку, наклоняясь и разглядывая его в профиль.
— Знаете… и — спите?
— И неплохо, между прочим, поспал.
Несколько секунд длилась тишина.
— У-уу! — доктор вдруг взревел, отшатнувшись, выбросив вперёд руки — будто отталкиваясь от сидящего. — Ка–а–кой цинизм!
Он силился говорить, но горло перехватил спазм, доктор лишь беспорядочно двигал руками, сжимал и разжимал мощные кулаки. Полное лицо багрово, губы дёргаются. Он выбежал и быстро вернулся; карман сюртука был оттопырен.
— Цини–и–изм… — выдохнул Зверянский и запустил пятерню в зачёсанные назад волосы.
Костарев сидел сгорбившись; уперев локти в колени, поддерживая голову ладонями, смотрел в пол, словно занятый чем–то своим, не имеющим отношения к доктору.
Тот столь взбудоражен, что речь даётся ему с немалым трудом:
— Потерявшие облик человеческий… мерзавцы… льют невинную кровь… а цинизм их начальника неопровержимо доказывает, что они з–звер–рствуют с его ведома и… поощряемы им… Прошу возражать! — смятенно прервал он себя.
Комиссар не шелохнулся.
— Ах, неугодно? В таком случае… в отмщение за безвинные жертвы… я казню!.. — Зверянский выхватил из кармана револьвер.
Сидящий взглянул сквозь пенсне.
— Вы — трус!
— Ка–ак? — Сбитый с толку доктор прицеливался ему в грудь так тщательно, будто ответ мог принести только очень меткий выстрел.
— Трус!
— Я-а?.. — Доктор помахал револьвером, точно собираясь не стрелять, а ударить, при этом у него был вид, словно ударить — гораздо страшнее.
— Вы, Александр Романович.
— Но позвольте… за вашу смерть меня убьют, мою семью истребят…
— Правильно! Вы этим кокетничаете, вы себе интересны. Извольте не перебивать! Вы же знаете, кто действительно командует убийцами, вам наверняка сказали…
— Чудовище саженного роста, Голиаф…
— Вот видите! — Костарев прислонился к спинке канапэ, вытянул ноги. — Но вместо того чтобы проникнуть к виновнику и пустить пулю в него, вы выбираете самое лёгкое. Кидаетесь на того, кто сам отдался в ваши руки.
Доктор в пристальном внимании промолчал, сунул револьвер в карман.
— И тем не менее… — проговорил взвинченно, — вы тоже виновник проливаемой крови!
— Это мы исправим! — Костарев встал. — Александр Романович, будьте добры… там внизу мой ординарец Голев. Передайте ему, что я велю запрягать.
Когда пролётка с комиссаром отъехала от дома, доктор вбежал в комнату к жене, сыну и двум дочерям.
— О! Этот человек сейчас примет свои меры… Он знает, как поступить со сволочью! Самым сур–ровейшим образом!
Комиссар возвратился через два часа, поднялся к себе наверх. Зверянский,
вытерпев пять минут, постучался к нему.
— Валерий Геннадьевич, я извиняюсь… положен конец? Как вы наказали?
Костарев полулежал на канапэ.
— Я ездил за город. Мы ехали просёлком, пока не попали на водяную мельницу. Повернули в лес. Потом — назад. Дороги, доложу я вам, не для прогулок.
— Прогу…? — доктор, казалось, ощутил, что из его горла выходит яйцо. Растерянность, оцепенение, ужас; рот не может закрыться. Он вглядывался в говорившего, наклоняясь к нему. Присел на корточки, сдавил руками виски.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу