Владимир Некрасов - На крыльях победы

Дорога не обошлась без происшествий. На одной из станций я и мой друг Иван Зайцев мылись около водокачки. Когда прозвучали звонки отправления, мы, обнаженные по пояс, двинулись к своему вагону, но вдруг заметили, что в конце состава, на платформе, где был закреплен один из самолетов, лопнул трос.

— Сорваться может, — сказал Иван.

В это время поезд тронулся. Недолго думая, мы взобрались на платформу, решив закрепить трос. Мы понимали, что при уклоне или резком торможении машина может сорваться.

Зайцев, рассматривая трос, покачал головой:

— Что же мы можем сделать? Трос-то не свяжем, — он стал коротким.

— Будем держать самолет до первой остановки, — решил я.

Мы остались на платформе, внимательно следя за машиной. Через некоторое время поезд пошел под уклон, и самолет, дрогнув, медленно пополз вперед. Собрав все силы, мы навалились на него и кое-как удержали. Уклон, к нашему счастью, был небольшой. Едва передохнули, как поезд пошел на подъем — и все повторилось снова, только в обратном порядке. Мы обливались потом и от напряжения и от знойного солнца, задыхались от густого дыма паровоза. Ладони и плечи, которыми мы упирались в самолет, обжигал накаленный металл...

Не раз вспоминали мы товарищей, спокойно ехавших в вагонах, не зная, что о нас ведутся там тревожные разговоры. Оказывается, никто не видел, как Зайцев и я прыгнули на платформу. Когда поезд тронулся, нас стали искать и, нигде не обнаружив, доложили командиру эскадрильи и начальнику школы. Они вызвали Сашу, но он тоже ничего не знал. Товарищи приуныли, начальство было в недоумении. Отставание от эшелона в это время было равносильно дезертирству. Нас же знали как дисциплинированных курсантов, и вот... нас нет в вагонах! ЧП! Командиры решили на первой же станции дать телеграммы о немедленном нашем розыске.

А поезд продолжал идти. Уклоны и подъемы встречались все чаще и чаще, и силы наши начали иссякать. В редкие спокойные минуты мы обшарили соседние платформы, раздобыли несколько колодок из-под других самолетов без ущерба для них и кое-как закрепили свой. Но от движения поезда колодки все время вылезали из-под шасси, и нам приходилось непрерывно их устанавливать на место. Плечи наши покрылись волдырями, измучились мы до предела, а самолет грозил вот-вот сорваться и покалечить машины на соседней платформе. И это в такое время, когда каждая машина ценилась на вес золота!

— Сил больше нет! — прокричал Ваня. Лицо его налилось кровью.

— Добирайся по крышам до вагонов с людьми, зови на помощь, — сказал я, понимая, что нам уже дальше не удержаться.

Но тут эшелон стал замедлять ход, и мы увидели станцию.

Наш необычный вид — полуголые люди у самолета — сразу привлек внимание, и скоро мы были окружены товарищами. Доложив о том, что случилось, мы добрались до своего вагона и уснули мертвым сном. Проснулся я поздно и увидел, что до пояса покрыт вазелином. Это врач смазал наши ожоги. Следующий день мы пролежали с высокой температурой, а к вечеру с нас, как со змеи во время линьки, начала сползать кожа. Товарищи заботились о нас, как могли, попутно подшучивая:

— Будете знать, как дезертировать!

Наконец прибыли в Хакассию. Здесь мы нашли хорошо подготовленные аэродромы, получили самолеты нового типа — «Як-7б». Для того времени это были первоклассные машины. Стремясь нагнать упущенное переездом время, занимались больше, чем когда-либо. Проходили стрелковую подготовку, штурманские полеты, вели учебные воздушные бои.

В эти дни мы пережили первую потерю. Один наш курсант ушел в учебный полет на той самой машине, которую мы с Зайцевым держали на платформе. Выполнив несколько фигур, он неожиданно вошел в крутую спираль и не смог изменить положения самолета. Машина упала в Енисей.

Труп летчика и машину извлекли из воды. Стоя у могилы товарища, мы думали о том, что потери в авиации, конечно, неизбежны, но почему наш друг погиб так нелепо? Тут же мы мысленно дали себе клятву быть как можно осторожнее, чтобы сохранить себя для фронта.

За ходом войны мы внимательно следили по сводкам Совинформбюро, по газетным материалам, делали отметки на карте.

А положение на фронтах было трудное, сложное. Враг уже на подступах к Волге...

Саша и я продолжали переписываться с родными, с заводом. Из Хабаровска сообщали, что люди на заводе работают по две-три смены, многие сутками не покидают цехов. Узнали мы, что наш отец тоже на фронте. Он в танковом подразделении. Скоро его часть направляется на передовую. О, как нам хотелось быть рядом с ним! Саша мечтал, как мы с воздуха будем прикрывать танковые части, в которых служит отец.