Владимир Некрасов - На крыльях победы

До отъезда оставалось мало времени. Мы едва успели оформить на заводе документы, попрощаться с товарищами, сфотографироваться с родными — и на другой день скорый поезд уже увозил нас из родного Хабаровска. Вслед нам гремел оркестр, доносились возгласы провожающих, а мы, высунувшись в окна, кричали что-то в ответ, счастливо и гордо улыбаясь. Мы уже чувствовали себя военными летчиками, не представляя еще, сколько надо приложить труда, чтобы иметь право носить это высокое и ответственное звание...

Наконец станция назначения. Из Хабаровска мы выехали довольно легко одетые, — осень тогда стояла на Амуре теплая, солнечная. А здесь уже свирепствовал жесточайший мороз и сухо скрипел под ногами снег. Едва выстроившись на перроне, мы начали дрожать, у нас, что называется, зуб на зуб не попадал, а до школы нужно было еще идти шестьдесят пять километров.

Было раннее утро. Мы шагали быстро, стремясь добраться до места назначения засветло. Но настроение постепенно падало: вот и солнце уже у горизонта, а нам идти еще добрую треть пути. На наше счастье, нас встретила автомашина из школы и полузамерзших, в темноте, доставила до места.

Школа только начинала нормально работать. Помещение, предназначенное для нас, еще не было готово: не хватало стекол в окнах, печи стояли ледяные, не было даже нар. Но мы не очень огорчались. Главное — мы уже были в школе военных летчиков! Заткнули соломой окна, затопили печи и, сидя у них, провели свою первую ночь, в полной уверенности, что утром нас поведут к самолетам и, возможно, мы будем уже в воздухе.

Действительность оказалась весьма далекой от наших предположений. В школе заканчивался выпуск первого состава курсантов, а нас вначале использовали на переборке картофеля в овощехранилищах, в работах на кухне. Но никто не роптал — ждали своей очереди. И она наступила.

Проходим медицинскую комиссию, мандатную... И опять задержка с Сашей. С комиссии он явился со слезами на глазах: из-за недостатка лет его не зачисляют в училище. Саша с надеждой и мольбой смотрит на меня: я же старший брат, я должен помочь. Решил я использовать тот же прием, что и в Хабаровском горвоенкомате.

— Товарищ комбриг! Мы — родные братья, и мы хотим учиться только вместе. Мы будем отличниками. Во время войны...

Говорил я долго, и комбриг ни разу не перебил меня. Видно, в наших лицах, в наших словах он читал ту страстность мечты, которая бывает особенно сильной в юности, и если ее поддержать вовремя, она даст хорошие результаты и в будущем. Комбриг Пушкарев, человек необычайно чуткий и внимательный, сказал нам:

— Хорошо, я подумаю.

Ночь прошла без сна, а утром мы узнали, что Саша оставлен в школе. Радости нашей не было предела. Радовались за нас и товарищи, поздравляли Сашу. Затем мы принимали присягу, которая произвела на нас огромное впечатление. Я и сейчас во всех деталях вижу, как стою перед взводом курсантов, читаю текст присяги и ставлю свою подпись. После этого торжественного акта мы все ходили с просветленными лицами. Теперь мы — настоящие военные.

Начались учебные будни. Теоретические занятия разнообразились лишь несением караулов, во время которых порой бывали и комические происшествия.

Один курьезный случай произошел и со мной. Особенно ответственным постом считались у нас бомбосклады. Они находились в овраге, в пяти километрах от школы аэродрома. В ночь на Первое мая я нес караул у дальнего склада, а Петр Пронин — у ближнего. Ночь была темная и ветреная. Я всматривался в темноту, напряженно вслушивался. А у самого в голове — всякие истории о диверсантах, шпионах. Как назло, и начальник по караулам накануне говорил, что в праздник можно ожидать диверсии.

И вот мне кажется, что где-то вблизи бродят диверсанты. Я крепко сжимаю винтовку и вдруг вижу: на бруствере рва промелькнул какой-то силуэт. Я закричал:

— Стой!

Никто не откликнулся, а тень шарахнулась в сторону. Я вновь кричу:

— Стой, стрелять буду!

Тень исчезла. Я лег на землю — в таком положении дальше и лучше видно. Через несколько минут опять появилась чья-то тень. Я выстрелил вверх. И снова кто-то метнулся в сторону. «Наверное, он не один», — мелькнула у меня мысль, и я выстрелил вслед убегавшему. Раздался тонкий визг... Пронин услышал мои выстрелы и увидел, что прямо на него кто-то бежит. Он без предупреждения открыл огонь.

Наша стрельба подняла тревогу, через несколько минут появился начальник караула с караульными. Выяснилось, что я убил собаку, а Пронин подстрелил вторую! За меткую стрельбу в темноте я получил свою первую благодарность, но это не спасло меня от многочисленных шуток товарищей.