Сергей Лойко - Аэропорт

Алексей уже передал главные свои фотографии дня — побоище на Европейской, расстрел на Институтской и фото отца погибшего парня с пробитой голубой каской в руке, которое и попало на первую полосу. У Януковича после сегодняшнего кровопролития больше не было шансов остаться у власти. Революция, так или иначе, победила и, похоже, малой кровью. Он понял, что в этот вечер «интересной» съемки больше не будет, как ни цинично это могло звучать, даже произнесенное про себя, и отправился в свой уже почти родной «Днiпро». Главный вход все еще был закрыт, а войти и выйти можно было через боковую дверь и через «Английский бар».

В холле было темно, прохладно и пусто. В углу у бокового входа, как ни в чем не бывало, восседал на своем высоком и широком деревянном рабочем троне местный чистильщик обуви, здоровенный лоснящийся, как его гуталин, настоящий афроукраинец в ливрее. Его все знали под именем Дядя Том — живая и, пожалуй, единственная достопримечательность загнивающей гостиницы.

Дядя Том забавно, с каким‑то непонятным акцентом, говорил на украинском. По-английски он не говорил вообще и даже не понимал его.

Дядя Том предложил почистить Алексею его вечные турботинки L. L. Bean, которые тот неизменно надевал на войну, независимо от страны, ландшафта, погоды, температуры и климата. Каждый год Алексей заказывал новую пару, идентичную предыдущей. Казалось, что последние двадцать лет все свои войны снимал в одних и тех же ботинках. Алексей согласился, но скорее, чтобы сделать Дяде Тому приятное. И в то же время перевести дух и собраться с мыслями.

День выдался напряженно-кровавым. Но мысли Алексея не хотели задерживаться на человеческих трагедиях, свидетелем которых он был по роду службы. В своей жизни он видел вещи и пострашнее. Мысли возвращали его в одну и ту же точку, где он лежал на холодном и грязном асфальте, заслонив своим телом Нику, и смотрел ей в глаза.

Он и раньше заглядывал в ее глаза устричного цвета, но сейчас все было по-другому. Она не удивилась, когда он сшиб ее с ног и спас от пули снайпера, которая могла стать для нее роковой и теперь покоилась в кармане его брюк. Он снова и снова вспоминал, как она, не отрываясь, смотрела на него, как впервые за время их знакомства обратилась к нему на «ты», как притянула его к себе, так что их лица коснулись друг друга, и тепло ее щеки словно обожгло его. Он готов был лежать так вечно.

Вдруг Алексей с удивлением, смешанным со стыдом, осознал, что безумно хочет ее как женщину. Он словно начисто забыл, что у него была другая жизнь, была его любимая и любящая жена, его семья, его работа, пламя баррикад, кровь и смерть вокруг.

Дядя Том между тем рассказывал какой‑то, наверное, смешной украинский анекдот про москалей, которые улетели в космос, «уси». [77] «Все». Алексей слушал его вполуха. Он словно стал невесомым, поднялся над троном Дяди Тома, паря в сумерках безлюдного гостиничного холла, пока тот усердно чистил ботинки, слетевшие с его невесомых ног. Наконец бесконечный миг кончился так же быстро, как кончается все бесконечное — первый глоток холодного пива в жару, безоблачное деревенское детство, первое свидание, первый поцелуй, первая любовь, первая и последняя жизнь.

Алексей спустился из‑под подернутого паутиной потолка на пол, щедро расплатился с благодарно кивающим большой черной головой персонажем Гарриет Бичер Стоун. Поднялся на обшарпанном, лязгающем, скрипящем и дергающемся лифте на свой одиннадцатый VIP-этаж, один из двух этажей во всем отеле, где все еще было отопление, теплая вода и, о чудо из чудес, Wi‑Fi, который работал время от времени исправно и быстро, — если повезет. Особенно если выйти из номера и сесть на пол спиной к стене рядом с дверью лифта.

Алексею повезло. Он отправил Ксюше письмо по имейлу, в котором деловито сообщил, что все SNAFU, что на американском военном сленге времен Вьетнама означало — Situation Normal All Fucked Up. [78] Все в норме — полный пи...дец. Написал, что любит ее, скучает и скоро приедет. Потом послал в свою фоторедакцию несколько дополнительных back‑up снимков и только после этого понял, что ничего не ел целый день. Открыл мини-бар и одним глотком осушил двухсотграммовую бутылочку виски Jameson. В холодильнике не было морозильника и, соответственно, льда, но виски и так было холодное настолько, что моментально согрело и расслабило все его ноющее и усталое тело.

В полночь позвонила Ника и поблагодарила его за то, что он спас ей жизнь: