Шапи Казиев - Крах тирана

– Что же ты стоишь? – говорил жене Чупалав, все еще не веря, что отец пришел к ним.

– Что же я стою? – сквозь слезы говорила Аминат.

– Иди-иди, – подтолкнул жену Чупалав. – Неси на стол лучшее, что есть.

– Конечно, – засуетилась Аминат, утирая руками слезы. – Мне и самой надо приодеться. Это же надо, чтобы такое счастье… Отец пришел. Сам!

Чупалав надел лучшую папаху и, стараясь сохранять спокойствие, пошел навстречу отцу.

Сагитав заметил спешащего навстречу сына, но не подавал виду. Слишком трудно далось ему это решение. Он столько лет упорствовал в своем нежелании простить Чупалава за ослушание. Но теперь, когда над Дагестаном нависла кровавая сабля Надир-шаха, когда общество постановило, что сын Сагитава Чупалав должен возглавить Андалалское ополчение, старый горец решил сделать то, что, как ему казалось, никогда не сделает. Настала пора всеобщего единства, когда перед надвигавшейся бедой сплотились даже общества, прежде враждовавшие между собой. Сагитав отказался кого-то посылать к сыну, чтобы передать свое прощение. Он решил сделать это сам и пошел к сыну пешком.

– Отец! – бросился к нему Чупалав.

– Сын мой, – сказал Сагитав, крепко обнимая Чупалава.

Они стояли, обнявшись и не зная, что еще сказать друг другу. Сагитаву вдруг показалось, будто вернулось то особенное чувство, которое он испытал, когда впервые взял на руки родившегося сына.

– Пойдем в наш дом, – сказал Чупалав, когда отец разомкнул свои еще очень крепкие объятия.

– В твой дом, – кивнул Сагитав.

Аминат успела позвать детей, и они смотрели на явившегося в Наказух деда, как на какое-то чудо.

– Вот, попробуй, – предлагали они собранный в саду тутовник.

– Он очень сладкий, дедушка.

– А ты теперь у нас будешь жить?

– Не знаю, – отвечал старик, прижимая к себе внуков. – Но мы будем жить вместе.

Примирение состоялось. У Аминат будто выросли крылья, она летала по дому, стараясь во всем угодить свекру.

Немного освоившись и указав сыну на то, что, по его мнению, нужно было в доме доделать, Сагитав перешел к главном у.

– Сын мой, – сказал он, тяжело вздохнув. – Ты знаешь, что на Дагестан надвигается большая беда. Теперь решается судьба нашей родины, и защищать ее будут все, кто считает себя дагестанцем. Каждый народ, каждое общество избирает своего вождя, который поведет их на решающую битву. Так вот, Большой совет Андалала постановил, что нашим предводителем должен стать ты.

– Я? – растерянно переспросил Чупалав. – Разве не нашлось кого-нибудь…

– Ты будешь главой нашего ополчения, – перебил сына Сагитав. – Совет не спрашивал моего согласия, меня только поставили в известность.

– Но отец, – пытался возразить Чупалав, однако Сагитав опять не дал ему договорить:

– Это трудная обязанность. Но и времена наступили тяжелые. До сих пор каждый делал то, что мог, а теперь должен сделать невозможное. Иначе нам не победить.

– Ты веришь, что я справлюсь? – спросил Чупалав.

– Каждый отец хочет думать, что у него самый лучший сын на свете, – ответил Сагитав. – Ты должен справиться.

– Я сделаю так, как ты велишь, отец, – склонил голову Чупалав.

– Так велит наш народ, – сказал Сагитав. – И я горжусь, что у меня… Что у нашего народа есть такие сыновья.

После ужина они так и не легли спать. Слишком многое им нужно было высказать, что накопилось за время их затянувшейся размолвки.

На следующий день Чупалав посадил семью со всеми пожитками на арбу, сложил на нее же свои доспехи и отправился с отцом в родной аул. Из почтения к родителю Чупалав ехал на своем коне позади арбы. Но Сагитав велел ему поспешить, и Чупалав умчался вперед, туда, где его с нетерпением ждали.

Чупалав едет! – несся по селу Дервиш-Али со своим петухом. – Он вернулся! – Чупалав? – не верили аульчане, не знавшие еще о состоявшемся примирении отца и сына.

– Опять ты все выдумываешь, Дервиш-Али.

– Я всегда говорю как есть! – сердился Дервиш-Али. – А кто, по-вашему, вон тот богатырь, который один может разбить каджаров и вырвать бороду проклятому Надир-шаху?

Аульчане всматривались туда, куда показывал Дервиш-Али, и действительно видели, что к аулу приближается всадник – его нельзя было спутать ни с кем другим.

У въезда в аул Чупалав спешился, как велел обычай, и повел коня под уздцы.

– Чупалав! – бросались ему навстречу аульчане. – Молодец, что вернулся!

Чупалав здоровался со стариками. Они выглядели молодцевато со своими окрашенными хной бородами, как это всегда делалось в ожидании неприятеля. Он обнимался с друзьями, с которыми не раз ходил в боевые походы. Он пожимал множество рук, хотя не всех аульчан сразу узнавал. А в некоторых юношах и девушках угадывал мальчишек и девочек, очень подросших за то время, пока Чупалав жил в Наказухе. Но его узнавали все, хотя в бороде Чупалава уже серебрилась легкая проседь.