Шапи Казиев - Крах тирана

Те же лишения ожидали каджаров и на головокружительных спусках. А тяжелые пушки – их и по ровной дороге тащили по восемь волов – превратились здесь в нескончаемые муки для сотенных отрядов. Несколько орудий уже было потеряно на крутых склонах, и достать их из ущелий не было никакой возможности. А до цели оставалось преодолеть еще не один хребет.

– О Али, где твой волшебный меч, рассекающий горы?! – взывал Лютф-Али-хан, измученный борьбой с каменным океаном. – Лишь он мог бы рассечь эти твердыни и проложить нам прямой путь!

Но тропы становились все у'же и круче, а хребты все выше и неприступней. Люди валились с ног от усталости и жажды. Водоносы не успевали пополнять в реках бурдюки. Лошади, мулы и верблюды отказывались идти дальше, и никакие плети не могли сдвинуть их с места, пока они не получали хотя бы небольшой отдых.

Чупалава нестерпимо тянуло в Согратль. Те, кто заглядывал оттуда на хутор, привозили важные новости. Сосед, ездивший навестить отца, сообщил, что вернулась Фируза, а спасший ее Муса-Гаджи то ли погиб, то ли попал в лапы к шаху. Аминат отправилась повидать Фирузу и тоже вернулась с удивительным известием. Оказалось, Муса-Гаджи жив, об этом сообщил его друг Ширали, прибывший с важными сведениями. Большего ни Фируза, ни ее отец говорить не стали, ссылаясь на запрет, наложенный кади Пир-Мухаммадом, но по их радостным лицам Аминат определила, что дела Мусы-Гаджи не так плохи, как могли быть. Известно было также, что Надир-шах двинулся на горцев с большим войском.

– Там что-то происходит, – волновался Чупалав, – а я тут сижу…

– Тебе надо лечить свои раны, – удерживала его Аминат. – Сколько можно воевать! Будто некому кроме тебя было мчаться в Табасаран! Чуть ноги не лишился!

– А давай мы будем воевать вместо тебя, отец? – предлагали сыновья, которые заметно подросли и уже на многое были способны.

– Этого еще не хватало! – причитала Аминат. – Лучше поработайте в поле, пока у отца нога не зажила.

– Уже зажила, – отвечал Чупалав. – Всего лишь царапина.

– Конечно, царапина, – спорила Аминат. – Полные сапоги крови привез.

– Это не моя была кровь, – возражал Чупалав. – Вражеская. По трое на меня кидались. Просто отмыть не успел.

– Ну что стоите? – напустилась Аминат на детей. – В поле работы полно!

– Лучше мы в сад пойдем! – упирались дети. – Там уже тутовник созрел.

– Мы и вам соберем!

– А поле как же? – улыбалась мать.

– А в поле вчера папа работал.

– Ты? – обернулась к мужу Аминат. – А твоя рана?

– Я же говорю: зажило все, – уверял Чупалав. – Там, на склоне, ограда террасы осыпалась, пришлось укрепить.

Улучив минуту, ребята схватили корзину и убежали в сад.

– А я думала, ты просто посмотреть ходил, – всплеснула руками Аминат.

– Теперь за дом примусь. Надо же его, наконец, достроить.

– И так хорошо, – старалась удержать мужа Аминат.

– Надо хоть крышу после дождя утрамбовать, – настаивал Чупалав. – Я это быстро.

– Дома делай, что хочешь, – согласилась Аминат. – Только не воюй больше! А то как уйдешь, я себе места не нахожу. Будь она проклята, эта война.

– Не мы же ее начинали, – оправдывался Чупалав. – Это ненасытному Надиру всего мало. Индию ограбил, сокровищ горы увез и еще в наши бедные горы лезет.

По лестнице, выдолбленной в толстом бревне, Чупалав взобрался на крышу и принялся за большой каменный каток. Но вдруг его что-то остановило. Он оглянулся на дорогу, которая вела из Согратля, и увидел отца.

Тот не спеша шел в Наказух, надвинув папаху на лоб и заложив руки за спину.

– Отец… – прошептал Чупалав, и сердце его заколотилось.

Чупалав не думал о том, что могло случиться, чтобы отец решил сам явиться на хутор, да еще пешком. Он не мог наглядеться на дорогого отца. И видел теперь, как он постарел и как побелела его борода.

– Аминат! – кричал жене Чупалав, бросив каток и спускаясь вниз.

– Что случилось? – отозвалась жена, месившая тесто для хинкала.

– Отец идет!

– Отец? – не поверила Аминат и выбежала на террасу с вымазанными мукой руками.

Сагитав подошел к краю хутора и огляделся. С тех пор, как он здесь был, хутор очень изменился. Появилось много домов с просторными подворьями, а вокруг – новые сады и поля на горных террасах. Сагитав оценивающе разглядывал новые дома, стараясь угадать, какой из них построил его сын. Старик полагал, что дом его должен быть самым большим и красивым, по крайней мере так говорили его внуки, иногда навещавшие деда. Но самый хороший дом был еще не совсем достроен, и Сагитав засомневался. Однако этот недостроенный дом будто притягивал его, манил чем-то непонятным, но глубоко родным. И оттуда, с террасы, смотрели на него двое. Сагитав почувствовал, что это они и есть – его богатырь-сын и его красавица-невестка.