До сих пор стоит перед глазами картинка – деревья, кусты, много-много зелени… День был настолько солнечный, яркий, вокруг гремела музыка, что меня не покидало чувство непередаваемого счастья. 9 Мая – большой праздник особенно для детей блокадного Ленинграда, для тех, кому удалось выжить благодаря тому, что взрослые предприняли неизмеримо огромные усилия для их спасения.
Ядерный щит России – ПО «МАЯК», или Чернобыль Урала
В 1957 году меня призвали в армию. Нас, новобранцев, везли в товарных вагонах, не сообщая, куда везут. Только прибыв в пункт назначения, когда нам пришлось давать подписку о неразглашении данных, мы поняли, что оказались в закрытом секретном городе «Челябинск-40» [1]. Там в белых комбинезонах и респираторах мы ликвидировали загрязнения территории от радиоактивной пыли. Как только мы набирали определенную норму облучения, нас с объекта списывали.
С женой
Эта уральская трагедия была предана огласке только спустя 30 лет.
Я отслужил ровно три года и вернулся в Ленинград. Радиация подорвала мое здоровье, как и здоровье многих ликвидаторов аварии. После чернобыльской катастрофы, которая прогремела на весь мир, мы заслуженно получили свой статус ЛИКВИДАТОРОВ радиоционной катастрофы на ПО «Маяк». К сожалению, непосредственных участников ликвидации последствий аварии 1957 года становится с каждым днем все меньше и меньше.
Очень жаль, что сегодня об этой аварии многим почти ничего не известно. А ведь эта трагедия ничуть не уступает по драматическим и экологическим последствиям аварии на Чернобыльской АЭС.
Горбунов Лев Глебович, 1937 г. р.
Блокадное детство моей прабабушки
Мою прабабушку зовут Антонова Алиса Филипповна (девичья фамилия Афонина). Она родилась 3 июня 1937 года в Ленинграде, в больнице имени Шредера на Петроградской стороне.
Мне было очень интересно, как жили люди во время войны, и вот мне бабушка рассказала свою историю – то, что она помнит из своего детства.
«Когда началась война, мой отец, его звали Филипп Павлович Афонин, ушел на фронт. Мама, Афонина Евдокия Васильевна, осталась с тремя детьми и бабушкой Ксенией. Сыну Володе было 12 лет, сестре Маргарите 7 лет, и мне 4 года. Мы жили в Ленинграде, на улице Зверинской, дом 33, квартира 49.
Насколько я помню, был приказ, чтобы срочно отправить детей из города. Отправляли в детский лагерь на автобусах в Боровичи. Оказалось, что это было предательство. Старших детей отправили в лес, а у маленьких был тихий час. Но мне повезло. Моя сестра узнала, что будет обстрел, схватила одеяльце и волоком стащила меня в лес. Погибло очень много детей. Потом мама нас нашла и забрала.
Война запомнилась как страшный голод. Постоянно бегали в бомбоубежище. Обстрелы и бомбежки были постоянными спутниками военной жизни Ленинграда. В 1942 году умерла бабушка. Ее завернули в простыню и увезли на санках на Серафимовское кладбище в общую могилу.
Описать все ужасы войны невозможно. Забивали окна. Жили без света и тепла. За водой брат ходил на Неву и привозил ведро на санках. Возвращался весь обледеневший. Плакали постоянно, очень боялись во время бомбежки и забивались в углы. От бомбежки горел зоопарк, кричали звери – страшное зрелище!
Всегда хотелось есть. Когда делили хлеб среди детей, все смотрели, у кого больше кусочек. Помню, как брат где-то раздобыл немного муки. Развели эту муку водой и жарили над свечкой блинчики. Набрасывались на еду как голодные собаки. Мама работала, а дети жили сами по себе и ждали только еды. Самым главным деликатесом была „дуранда“ – плитки прессованного жмыха от семян маслосодержащих растений. Это было настоящее лакомство по сравнению с супом из клея. Обезумевшие от голода люди могли не просто отобрать продукты, но и убить за маленький кусок хлеба.
Однажды сестра Рита пошла в магазин за хлебом. За ней шел парень, он выхватил карточки, и мы остались без хлеба. Невозможно описать, что мы тогда испытали. В нашем доме, в соседской квартире жил хороший мужчина. Он все время стучал в нашу дверь, но мы не открывали – голод заставлял людей становиться людоедами.
В начале войны отец был ранен и лежал в госпитале во Всеволожске. В больнице выдавали папиросы, но отец не курил. Он их менял на хлеб и отдавал нам.
Помню, как всегда со слезами читали папины письма с фронта. Но однажды на столе стояла папина стеклянная кружка, которая вдруг треснула и развалилась пополам. А на следующий день, 13 января 1943 года, пришло извещение, что отец пропал без вести.
Читать дальше