За скреплевскими домами шли по дороге, вдоль парка, забор которого был сложен из красного кирпича в шахматном порядке с отверстиями. Поковыряв немного в заборе прутиками, спустились под гору к центральному магазину. Потолкались немного в нем, посмотрели, что там продается, и спустились к площади, окруженной торгующими палатками. Так как денег у нас не было, мы пошли к реке.
Долго смотрели с моста на быстрый поток реки и на рыбок, которые резвились в прозрачной воде. Солнце стало припекать, нас разморило, и мы решили пойти обратно домой. Возвращаясь, обратили внимание на казармы у площади, что они намного ниже, чем наши починковские.
Было жарко, есть не хотелось. Кругом было тихо, только со стороны фабрики доносился шум. Проходя мимо каркасного дома, мы спустились к пруду, что у водокачки. От безделья начали бросать в воду камни, но нам нужна была цель, и мы кинули в пруд мои полбуханки, которую я все время держал подмышкой. Когда надоело соревноваться в точности удара по цели, мы ушли, оставив хлеб плавать в пруду.
Через несколько дней началась война. Хлеб стали продавать по карточкам, нам стало его не хватать. Только тогда, голодный, я часто вспоминал полбуханки хлеба, плавающей в пруду.
Шел 1941 год.
Мои родители в нашей квартире сдавали одну комнату для девушек-портсменок, которые приезжали зимой и летом на соревнования в Яхрому со всей России.
В мае месяце в нашем доме произошел серьезный случай, арестовали супругов Шуваловых, живших в квартире над нами. У них сделали обыск. В погребе и дома нашли большое количество конфет.
Люди по лестнице проходили мимо нашей квартиры, несли большие железные банки и коробки, доверху набитые конфетами. Все это ставили в кузов грузовой машины-полуторки. Зевак собралось много, все удивлялись, зачем Шуваловым нужны такие запасы?
А через месяц в комнате, где жили девушки-спортсменки, куда мне категорически запрещалось входить, собралось много народа. Все молчали и с опаской поглядывали в сторону радио. Стояла томительная тишина. Вдруг радио заговорило о чем-то, все разом ахнули. Мне стало тревожно на душе, и я услышал, как папа шепотом сказал маме: «Война!»
Мне было восемь лет, значение слова «война» я плохо понимал. С мальчишками мы играли в войну, но это было просто игра, всегда было интересно и весело. А в данный момент у собравшихся людей лица говорили, что произошло что-то страшное, непоправимое!
Началось тревожное время. Никто не знал, какие испытания ожидают каждого. Шла война!
«Везут, везут!» – еще издали кричат мальчишки, подбегая к магазину. Они давно стояли на дороге, у скреплевских домов, поджидая хлебную повозку. Очередь за хлебом стала уплотняться, меня сжимали со всех сторон. Я стоял и терпел!
Сегодня утром встал рано и побежал к магазину, где на ладошке у меня написали карандашом номер очереди. Но все равно стою далеко. С фронта приходили покалеченные солдаты, и им положено вставать через четыре человека пятым, а их становилось с каждым разом все больше и больше.
Вот показалась исхудавшая лошаденка, медленно тянувшая телегу с небольшим домиком на ней. Возчик деловито подводит телегу к окошечку магазина, и начинается разгрузка. Запахло вкусным, горячим хлебом! От этого ароматного запаха даже закружилась голова, я невольно сглотнул.
Чтобы получить хлеб, дойти до прилавка, надо простоять не один час. В очереди видишь каждый день одних и тех же, в основном женщин. От них слышу все новости, какие происходят в Яхроме.
Вот какой уже день обсуждается один и тот же случай. Мальчик из каркасного дома потерял хлебные карточки на всю многочисленную семью и от отчаяния повесился. Когда вынули его из петли, стали раздевать, то эти карточки нашли в валенке, которые туда попали через рваный карман штанов. Я знал этого мальчика, с ним учился в одной школе.
Очередь стала медленно продвигаться, а я все крепче сжимал в своем кулачке карточки.
Давно уже говорили на улице, что «немец близко». И когда вечером с Горного поселка стройными колоннами уходили наши войска, жителям Яхромы стало ясно, что враг где-то рядом, в Ольгово или же в Астрецово. Небо над Андреевской горой было освещено пожарищем. Тревога охватила всех – что будет с каждым, с родными и близкими?
С осени наш папа был призван в Красную армию, но вместо фронта был при охране шлюза, поэтому в этот вечер он был дома. Опасаясь большого обстрела со стороны немцев, папа повел семью в погреб. С фонарем спустились по лестнице вниз и за собой закрыли люк. Встали вокруг большой бочки. Освещенные фонарем, наши лица были непохожи на нас. Сзади, вдоль стен стояли бочки с капустой, с огурцами, там было темно и сыро. Молчали. Все ждали чего-то страшного. Прислушивались, что там наверху? В эти напряженные минуты ожидания папа не выдержал и сказал: «Умирать так дома!» И мы стали подниматься наверх.
Читать дальше