Николай Чергинец - Сыновья

Бунцев не торопясь отошел в сторонку и, прислонившись к стволу дерева, достал из нагрудного кармана письмо. Оно было распечатано: комбат уже читал его сегодня. Он развернул небольшой листок. «Можешь на меня обижаться, Миша, но больше я так не могу. Быть замужем и жить без мужа — это не для меня. Не скрою, встретила я здесь одного человека, он мне по душе. Поэтому будь в своей Афгании сколько хочешь, а мне дай согласие на развод, обязательно письменное, а то в загсе не согласятся на оформление документов…»

Дальше Бунцев не стал читать. Он смял письмо и, сжимая его в руке, направился через сад туда, где приказал развернуть медицинскую палатку. У палатки горел небольшой костер, кипятили воду. Бунцев бросил в огонь письмо и спросил у подошедшего Шукалина:

— Какие потери?

— Двое ребят погибли, пятеро ранены, двое из них тяжело, один бронетранспортер выведен из строя.

Дни шли за днями. Все меньше Леонова беспокоила боль в боку. Вместе с Николаевым они уже разработали план побега и сейчас ждали подходящего случая. Им был необходим грузовик, оставленный на ночь у дувала, да еще чтобы дежурил круглолицый с короткими усиками душман. Он никогда ночью не сидел у дверей, а выходил из коридора и устраивался на ступенях дома.

Как-то раз Леонову, когда он в сопровождении двух конвоиров направлялся к туалету, попался на глаза кусок тонкой проволоки. Но как ее поднять? В туалете Леонов придумал, что предпринять, и, когда вышел во двор, руками поддерживал брюки, так как заранее вырвал иуговипу. Конвоиры смеялись, даже сам Антон улыбнулся. Он демонстративно осмотрел местность: нет ли чем прикрепить брюки, и, «увидев» проволоку, поднял ее. Охранники не стали отнимать находку.

В камере Леонов показал Алексею проволоку.

— Молодец, Антон! — обрадовался тот.

Обдирая длинные ногти, руками взрыхлили землю в углу и запрятали туда проволоку. После этого долго смотрели в оконце. Ребята уже знали порядок службы охранников. Правда, огорчало еще одно обстоятельство: к ним перестал приходить афганец-возница, на которого оба делали большую ставку, надеясь постепенно склонить его к оказанию помощи.

И вот сейчас, стоя у окна, они вспоминали о нем.

— Черт возьми, я так надеялся на него, — говорил Леонов. — Он же сам старался незаметно для других выразить свою симпатию к нам.

— Я тоже все ломаю голову, что с ним могло случиться?

— А я думаю, что его куда-то направили. Раньше если он к нам и не заходил, то все равно через окно его можно было увидеть во дворе, а вот уже дней пять или шесть как в воду канул.

— Конечно, плохо, что мы с тобой их языка не знаем, а то можно было бы попытаться нащупать нужного человека.

Николаев повернул к Леонову свое исхудавшее, давно не бритое лицо. Он был выше Леонова почти на целую голову, и Антон видел, как под подбородком у Алексея ходит большой острый кадык. Леонов грустно улыбнулся.

— Если бы нас такими увидели мамы. Не знаю, как твоя, а моя точно в обморок бы упала.

— Моя мама врач. Главное — драпануть нам с тобой, а там поедем ко мне в Иваново, и моя мама за неделю из нас людей сделает.

В этот момент за дверями послышался какой-то шум, и они, словно по команде, сели на пол. Нельзя было показывать врагу, что нас интересует жизнь охранников.

Молча вошли двое мужчин, и один из них ткнул пальцем в Леонова.

— Буру!

— Куда это они тебя? — тревожно спросил Николаев.

— Черт их знает. — Леонов медленно вставал.

Выйдя на крыльцо, Антон на мгновение приостановился от легкого головокружения, но его тут же кто-то из конвоиров подтолкнул в спину.

На этот раз его вели к самому дальнему дувалу. Там оказалась узкая дверь. Стоявший у входа автоматчик, внимательно разглядывая русского, открыл ее. Перешагнув через высокий земляной порог, Леонов оказался еще в одном большом дворе. На плацу выстроилась шеренга людей с автоматами. Перед ними стоял иностранный инструктор, который через переводчика рассказывал об устройстве переносного зенитно-ракетного комплекса. Антон такого раньше не видел и подумал: «ПЗРК, но чей? Какой-то большой контейнер и антенны странные, как пластины».

Шедший чуть сзади один из охранников, увидел с каким интересом рассматривает русский ракету, хвастливо, сильно коверкая слова, произнес:

— Карошо! Шурави самолет хороб. — Он показал рукой на ракету и добавил: — Эмерикэн «Стингер».

«Стингер»? Вот он какой! — Антону сразу же вспомнилось, как однажды на занятиях офицер рассказывал о «Стингере». — Растяпа, я же видел этот комплекс на плакате в батальоне. Боже мой, как давно это было!»