Николай Чергинец - Сыновья

— Товарищ подполковник, мы в расчетной точке. Начинаю разворот на цель.

— Понял, — ответил Бунцев и взглянул на радиста, развернувшего свою радиостанцию на полу кабины. Тот сразу же понял, чего от него хочет командир, склонился над рацией и передал в эфир четыре слова:

— «Надежда»! Пять, пять, пять!

Вертолеты, резко свернув вправо, понеслись к вершинам. Создавалось впечатление, что они ползут по заснеженным склонам к вершинам гор. Внизу стремительно проносились острые хребты, засыпанные снегом расщелины. Здесь царствовала вечная зима. Но вот вертолеты перевалили вершины хребта и ринулись вниз. Под ними были ледники. Сейчас предстояло самое трудное: там, внизу, пилотам надо было безошибочно еще в глухой тяжелой темени отыскать «свой» пятачок и посадить машину. Командирский вертолет с двух сторон обогнали МИ-24. Они своими длинными стремительными телами обозначили круг, где должны приземляться десантные машины, и сразу же повели огонь по известным позициям противовоздушных средств обороны. Некоторые из них ожили, и к вертолетам потянулись прерывистые линии светлячков. Это били крупнокалиберные пулеметы и зенитные установки. МИ-24 грозно огрызнулись ракетами.

Гирлянда «сабов» зажглась красноватым светом и озарила покатую гору. К ней и устремился командирский вертолет. А за горой черным провалом лежала бездонная пропасть. Мимо вертолета с вершины горы багровым ручьем пронеслась длинная очередь крупнокалиберного пулемета: наверняка нащупывал головную машину. Но комэск не зря слыл асом. Он виртуозно, даже с каким-то шиком, с ходу приземлил машину. Десантники быстро, подталкивая друг друга, выскакивали из вертолета, отбегали на десяток метров и занимали позицию вокруг винтокрылой машины.

Прошла минута, и машина взмыла вверх, за ней потянулись и другие. Бунцев облегченно перевел дыхание: первая партия десантников на своих точках.

Затем он взял красную ракету и выстрелил в сторону штаба. Это был сигнал к атаке. Взвод старшего лейтенанта Медведева вместе с разведвзводом и ротой царандоя атаковал штаб. Душманы уже пришли в себя. Заняв позицию у пещеры, где размещался штаб, открыли плотный огонь.

Бочаров, не мешкая, направил к Медведеву три расчета автоматических гранатометов. Они вместе с тремя гранатометчиками взвода должны были вполне обеспечить поражение наиболее опасных позиций противника.

Впереди взвода Медведева находилось отделение Шувалова, который уже успел проверить всех своих солдат. За исключением одного легкораненого, пока потерь не было. Шувалов подполз к Кольцову, залегшему за небольшим валуном, и приказал:

— Костя, пока наши долбают духов из минометов, доберись к разведчикам и передай их командиру старшему лейтенанту Иванько приказ комбата: не стрелять выше входа в пещеру, там будут солдаты царандоя, и передай им вот эту станцию, а то их вышла из строя. — Шувалов протянул Кольцову небольшую портативную радиостанцию.

Кольцов молча кивнул головой, сложил приклад автомата, взял радиостанцию и пополз. Шувалов некоторое время наблюдал за ним и, убедившись, что солдат ползет умело, хорошо маскируется на местности, решил возвращаться к своему месту и только повернулся, как послышался взрыв, который натренированный слух отличит от десятков других взрывов. То был несильный, наземный взрыв противопехотной мины. Шувалов вскочил на ноги и бросился туда, где должен был находиться Кольцов.

В бою часто так бывает, что человек начинает действовать даже раньше, чем осознает, что произошло. Какие-то внутренние пружины срабатывают, заставляют вскакивать, бежать, ползти, когда до сознания еще только начинает доходить то, что случилось. Вот и сейчас до Шувалова еще начала доходить страшная догадка, а он уже мчался большими прыжками к Кольцову. Его опыт солдата, приобретенное в боях умение успеть лечь при вспышке выстрела врага, укрыться при свисте подлетающих мины или реактивного снаряда, мгновенно нажать на спусковой крючок и ответить огнем на огонь противника, словно условный рефлекс, сработал и сейчас. Да, Кольцов подорвался на мине. Шувалов упал рядом с ним.

— Костя! Жив?!

Лицо Кольцова было в пыли, но ни кровинки на нем не было видно. Солдат лежал как-то странно, на боку с широко открытыми глазами. Их голубизна не была покрыта пылью.

— Костя, это же тебя рвануло?! Где болит? — быстро говорил Шувалов, а руки его ощупывали друга. Пальцы коснулись чего-то мягкого, мокрого. Через грязь, облепившую живот, проступала черная, перемешанная с землей кровь. — Костя, друг, потерпи, я сейчас, — скороговоркой говорил Шувалов, быстро доставая из металлического приклада своего автомата перевязочный пакет. И вдруг он сообразил: нет больше Кости, перед ним лежал уже неживой человек.