Николай Чергинец - Сыновья

Томительно долго тянулась ночь. Силы Антона были на исходе, и их поддерживали только мысли о побеге.

Остановились на первый привал. Леонова отвязали от ишака, но рук не развязывали. Он присел на небольшой острый камень и настороженно оглянулся: «Где мы сейчас? Судя по звездам, идем на юг или юго-восток. Когда же окажемся у какой-нибудь пропасти? Только бы хватило сил! Только бы выдержать!»

Через короткое время движение возобновилось. Через несколько километров гора, идущая чуть левее, как бы начала расти вверх, закрывая звезды. Вскоре тропа свернула к этой горе, и теперь огромная скальная стена была рядом с тропой. Справа потянулись многочисленные нагромождения камней, а среди них отчетливо слышалось журчание воды. Антон облизывал сухие губы, мечтая хотя бы о глотке воды. Перед его глазами стояла живительная, прохладная, свежая вода. Это было настоящей пыткой! И когда горная речушка стала уходить правее и шум ее становился все тише и тише, Леонов даже вздохнул с облегчением: «Если нельзя попить, то пусть вода и не напоминает о себе». Он постарался думать о чем-то другом. На этот раз вспомнилась ему родная рота, товарищи Коблик, Шувалов, Кольцов… Почти месяц назад во время привала они мечтали о том времени, когда вернутся домой, договорились, что «гражданка» их не разлучит и что дружить будут они всю жизнь. Они тогда вполголоса пели песню, рожденную на афганской земле:

Простой душевный мотив всегда трогал души молодых солдат. В такие минуты думалось и мечталось легко, хотелось, чтобы песню, которую пели, услышали родители, близкие, друзья. Голосом Антон не обладал, но пел с душой, и это нравилось ребятам.

Воспоминания прервала пропасть. Антон четко увидел, что справа началась черная бездна. Вот оно, спасение от плена, от унижения и позора. Десантник сжался в комок, еще немного и вперед, в эту бездну! Как бывало раньше с парашютом, готовился он сейчас к своему последнему в жизни прыжку. Мысль работала четко. Сейчас он думал только об одном: как исполнить этот прыжок, как увлечь за собой это бедное животное. Когда нога наступила на небольшой камешек, Антон как бы случайно столкнул его в черную бездну. Шума падения не услышал: значит, глубина большая. А тут еще душманы заметили, что пленный был привязан очень коротко, а тропа настолько узка, что он не мог идти рядом с ишаком, и удлинили веревку. Теперь Леонов двигался за обреченным животным. «Прощай, Родина! Прощайте, родные, друзья!» — мысленно воскликнул Леонов и рванулся вниз, в бездонную, черную пустоту…

Нина Тимофеевна Чайкина много дней подряд не находила себе места. Несмотря на то, что Павел прислал ей три письма, в которых бодро писал о том, что у него все хорошо, мать волновалась. Она словно между строк читала о том, что с сыном что-то случилось. Нет, она не сомневалась, что это почерк Павла… Ее смущал запах: пахли письма лекарствами. А тут еще и Павел вдруг начал писать, что, дескать, главное остаться живым. Это тоже настораживало. Ранее он так не писал. Тревога толкнула Нину Тимофеевну, казалось, на безрассудный шаг. Она узнала номер телефона одного из госпиталей, находящихся в Туркестанском военном округе, и позвонила туда. Ей ответили, что ее сына там нет. Тогда Нина Тимофеевна попросила у них номер телефона ближайшего госпиталя. Там тоже Павла не оказалось, но со слов отвечавшего ей сотрудника госпиталя Нина Тимофеевна узнала номер телефона третьего госпиталя. Позвонила. Ответил мужской голос. Нина Тимофеевна поздоровалась и спросила:

— Скажите, пожалуйста, у вас случайно не находится на излечении Чайкин Павел?

Мужчина поинтересовался:

— А кто спрашивает о нем?

— Его мама.

— Подождите минуточку.

Затаив дыхание, Нина Тимофеевна ждала. Через пару минут в трубке послышался тот же голос:

— Алло! Вы слышите меня?

— Да-да, слышу хорошо.

— Ваш сын находится у нас.

— Что с ним? — громко спросила Чайкина, хватаясь рукой за край столика, на котором стоял телефон.

— А вам не сообщали? — насторожился мужчина.

— Нет еще…

— У него тяжелое ранение ноги. — Чувствовалось, что мужчина растерялся и засомневался, правильно ли он делает, давая такую справку.

Нина Тимофеевна хотела спросить, цела ли нога, но выдержка изменила ей, и она, положив трубку на аппарат, медленно опустилась на стул. «Вот и случилось! Господи, ведь чувствовало беду мое сердце! Что делать?! Надо ехать! Да, надо немедленно ехать к Пашеньке!»