Николай Чергинец - Сыновья

— Самая знаменитая площадь Англии, — добавила Дана. — Это же история! Нельсон! Кто не знает этого знаменитого адмирала, принесшего славу Великобритании на века? — Она хотела еще что-то сказать, но ее перебил Миллер.

— Обратите внимание вот на то большое здание с колоннами. Это — национальная галерея. Мы там скоро побываем.

Они проехали немного по мрачным улицам, и автобус остановился. Миллер начал рассказывать:

— А сейчас мы находимся в символическом центре Лондона, на площади Пиккадилли Серкус. Эта площадь одновременно является и центром рекламы и секса. Здесь есть много очень милых заведений, и если мы все очень Попросим Тараса, то он нас как-нибудь сводит туда. Особенно красива площадь в вечернее и ночное время.

— А кто эти оборванцы? — спросил Леонов, указывая на сидящих и лежащих возле постамента пестро одетых молодых людей.

— А, эти? — небрежно махнул рукой Миллер. — Здесь полная свобода, и молодежь одевается так, как ей нравится. На площади вы можете увидеть разных людейпот полураздетого хиппи до ультрасовременно одетой проститутки. Кстати, женщины здесь стоят недорого.

— А что это за памятник? — поинтересовался Николаев.

— Это скульптура, изображающая бога любви Эроса, — Дана кокетливо улыбнулась Алексею.

Машина тронулась. Леонов с интересом рассматривал Лондон. Узкие улицы, на которых нет зелени, неповоротливые двухэтажные автобусы, черные, похожие на жуков такси, полицейские, одетые во все черное, в неудобных шлемах. И везде реклама: на стенах домов, на крышах… Чужой, кричащий, неуютный город.

— Гайд-парк, — громко объявил Миллер. — Это уникальное место, где каждый может говорить все, что пожелает, критиковать кого угодно.

Недалеко от дороги стояло небольшое квадратное возвышение. На него взобрался заросший, одетый в лохмотья мужчина и, жестикулируя, что-то говорил. Но самое странное — он был абсолютно один, вблизи — ни одного человека.

— Для кого он говорит? — спросил Николаев.

— А не для кого, — равнодушно ответила Дана. — Он, скорее всего, сумасшедший.

— Ну что, — деловито посмотрел на часы Миллер. — Дождь продолжается, и нам нет смысла колесить по городу. Я предлагаю ехать в салон мадам Тюссо.

Салон оказался недалеко. Когда машина остановилась напротив входа, Миллер подхватился.

— Подождите минутку, я разберусь в обстановке.

Леонов и Николаев внимательно рассматривали здание.

На черном фоне длинного козырька большими белыми буквами было написано по-английски: «Мадам Тюссо».

Выше, на уровне второго этажа, на стене овальный барельеф женщины.

Дана пояснила:

— Билет сюда стоит очень дорого, но людей много, особенно туристов.

Прибежал Миллер, он торопливо вскочил в автобус, захлопнул дверь и коротко бросил:

— Тарас, поехали! — И только после, когда автобус тронулся, пояснил: — Сегодня не получилось. Ну, ничего, завтра съездим.

Леонов внимательно смотрел на улицы, он старался запомнить, в какой части города находится их клиника.

«Хотя какая она клиника? — подумалось Антону, — когда там только я и Алексей. Можно подумать, что в Лондоне никто и не болеет».

— Приехали, — объявил Миллер и добавил: — На сегодня хватит. Отдыхайте, набирайтесь сил, а завтра продолжим знакомство с городом.

В комнате молчаливая служанка сразу же принесла еду. Покушав, ребята легли в постель. Алексей негромко спросил:

— А знаешь, почему мы не попали в музей восковых фигур?

— В салон, — поправил его Антон.

— А это все равно. У входа висит расписание работы, так там написано «музей».

— Ну да ладно, так почему мы не попали туда? — спросил Леонов.

— А потому, что там было много советских туристов. Наверное, по линии «Спутника» ребята приехали. Вот господин Миллер испугался, как бы мы к ним не переметнулись.

Антон даже сел на кровати.

— И ты видел их?!

— Конечно. С нашими сумками, в советских куртках, даже отдельные голоса ребят слышал.

Но вдруг Леонов вспомнил: их же наверняка подслушивают и громко сказал:

— Ну и дурак Миллер. Неужели он не понимает, что обратного пути у нас нет!

— Это точно, — подтвердил Николаев, и предложил: — Давай спать. Говорят, что сон лечит, а то я хожу и шатаюсь.

— Да и я тоже, еле ноги передвигаю.

Отдав таким образом дань слушателям, ребята замолчали. Алексей скоро заснул, а мысли Леонова снова, уже в который раз были на душманской базе. Его все больше угнетало то, что он сейчас ест и спит нормально. Его никто не бьет, не издевается над ним, а где-то далеко такие же, как и он, солдаты страдают, а может быть, в эту минуту кто-то из них погибает.