Командир прошелся, скрипя свежим снегом, вдоль строя. Над его головой розовело рассветное небо, в котором устало гасли ночные звезды.
– Развязать мешки. Приготовить оружие к осмотру.
Ледяным ветерком повеяло от этих слов. Они будто отсекли вчера от сегодня. Вчера – учение, сегодня – в бой. С занятий приходили уставшие, а из боя… Все ли придут?
Командир дотошно осмотрел укладку мешков, сделал Бабкину замечание, что неуклюже приторочен маскхалат. Из мешка Караевой чуть было не вытянул недовязанный шерстяной носок с короткими спицами. Улыбнулся про себя, взглянул на Сафрона. Стал перед строем. Кивнул комиссару.
– Товарищи! Много говорить не стану. Родина наша в опасности. Столица наша под угрозой захвата проклятым фашистским врагом. Вся страна встала на защиту. От мала до велика. И мы с вами в этом нерушимом строю. Перед нами поставлена важная задача. Конкретно разберемся с ней в тылу противника. На нашей земле. Которую он топчет, разоряет, щедро поливает кровью наших бойцов и мирных жителей. А мы польем ее кровью захватчика! Пусть он захлебнется в ней! Пусть подавится тем, что успел забрать в свою смрадную пасть. И пусть издохнет на нашей земле! Кровь за кровь! Смерть за смерть!
Стало совсем тихо. Только в густых, обильно укрытых снегом ветвях копошились синички. Да с полигона доносилась нечастая винтовочная стрельба.
– Не дадим покоя врагу на нашей земле. Ни днем, ни ночью. Пусть встанет утром, но не дождется сна. Пусть ляжет спать, но не проснется. Каждый наш патрон, каждая граната, каждый холодный штык, каждая твердая рука на горле фашиста – вот ему ответ на все его злодеяния. Клянемся бить врага до победы!
– Клянемся! – И над строем колыхнулось плотное морозное облако, будто выдохнул один большой человек.
Пошли к машинам строем, в одну шеренгу. На груди автоматы, на поясе гранаты и ножи, на левом плече лыжи, за спиной вещмешки. Хрустко отзывался крепкий снег под валенками, покачивались в такт плечи. Идти вам, ребята, и идти. Кто-то из вас назад придет?
Два тентованных грузовика без номеров уже стали похожи на большие снежные завалы. Из-под которых вились неспешно, пофыркивая, синие дымки выхлопа.
В один грузовик погрузили снаряжение, лыжи, рацию. Туда же подсадили Анку-Испанку. И туда же вскарабкался Ветеран, забросив в кузов свой мешок. Быстро задернул тент.
– Старшина! – окликнул его командир группы. – Отставить!
Молчание. Командир и комиссар растерянно переглянулись.
– Старшина Савельев! Покиньте автомашину! Это приказ!
– У меня свой приказ, – глухо отозвалось из глубины кузова. – Личный.
Полог отдернулся, появилось взволнованное Анкино лицо.
– Товарищ старший лейтенант, ему обязательно надо. У него там мать. И сестра.
Опять переглянулись, уже с недоумением.
– Откуда бойцам известен наш маршрут следования?
– Им все известно, – комиссар поскрипел снегом, переминаясь. – Пусть идет с нами. Полезный боец.
Командир прошел к переднему грузовику, где уже разместился личный состав группы.
– Порядок, ребята?
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – отозвался Сафронов. – Тут даже чья-то добрая душа соломки натрусила.
Командир промолчал. Никто эту соломку в кузов не трусил – в грузовиках завозили корм лошадям. И никакая добрая душа, кроме высшего командования, не знала о предстоящем рейде.
Командир поставил ногу на ступеньку кабины, комиссар уже распахнул дверцу другого грузовика – но затрещал все громче и ближе штабной мотоцикл. Затормозил, развернулся, боец вручил командиру пакет.
Тот глянул, кивнул, расписался, застегнул его в планшетку. Что-то сказал курьеру. Комиссар расслышал только обрывок фразы: «…вскрыть за линией фронта».
Машины тронулись. Взошло солнце…
– Недолго же мы на фронт ехали, – с горечью сказал Сафронов, спрыгивая на землю.
– Ничего, – сказал комиссар, – настанет время, когда мы очень далеко будем от Москвы.
– Долог будет путь, – добавил Савельев, принимаясь за разгрузку имущества. – И не каждый его пройдет до конца.
– Разговорчики! – прикрикнул Бабкин. – Я вас с такими настроениями отстраню от участия в операции. И лишу продпайка, а также фронтовых ста граммов.
– Виноват, товарищ генерал.
Сафронов принимал из кузова вещмешки и лыжи и складывал их на утоптанный снег.
– А что-то тут боя не слышно. Артиллерия спит, стрелки отдыхают. Непорядок на передовой.
– Типун тебе на язык, – сердито выразился подошедший красноармеец. – Вы, что ль, отряд «Смурной»?
Читать дальше