Иван Василевич - Подвиг живет вечно (сборник)

Весь этот бумажный ворох на ночь заворачивал в шинель и спал как на подушке. В свободные минуты просматривал журналы, вырезал какие-то фотографии и, разложив их на полу, с видом заправского экскурсовода давал необходимые, по его мнению, пояснения.

— Вот перед вами, — говорил он, — выдающийся польский пианист и композитор Игнацы Ян Падеревский, бывший одно время по совместительству премьером и министром иностранных дел Польши. История пана Игнацы — наглядный пример того, что ничего хорошего не получается, если человек начинает заниматься не своим делом. Вместо того чтобы писать оперы, господин Падеревский утвердил уйму законов, повергших в уныние не только любителей музыки, но и всех остальных поляков, которые сеют и жнут, куют и строят…

В таком плане Эммануил Генрихович комментировал и другие фотографии.

О крупных польских и немецких городах, через которые с боями проходили наши части, у Казакевича в памяти был большой запас интересных подробностей — чем этот город знаменит, кто из видных деятелей науки и культуры в нем жил и работал. Все эти факты сообщались попутно, как бы между прочим, и выслушивались всеми присутствующими сотрудниками разведотдела с большим вниманием и интересом. Знал Казакевич действительно очень много и при каждом удобном случае стремился расширить наш кругозор. Делал он это как-то незаметно и тактично, часто сопровождая беседу шуткой.

Отмечу, что в разведотделе слаженно и дружно занимались своим нелегким ратным делом люди разных национальностей и разного образования, оказавшиеся в рядах разведчиков кто по призванию, кто по воле фронтового случая.

Начальником отдела был кадровый офицер, окончивший Военную академию имени М. В. Фрунзе, полковник М. В. Малкин, еврей по национальности, человек большого мужества и личной храбрости. Войну начал капитаном, в 1941 году воевал в Крыму. Твердый и принципиальный командир, он умел беспристрастно докладывать командующему армией свою оценку противника во всех случаях, даже когда она не совпадала с мнением начальников.

Начальником 1-го отделения разведотдела был подполковник Н. С. Шевченко — украинец, агроном по довоенной профессии, а на войне — разведчик по призванию. Его семья не смогла эвакуироваться, осталась на оккупированной территории. Все ближайшие родственники погибли, а единственную дочь немцы угнали на работу в Германию, и Шевченко упорно искал ее во многих освобождаемых немецких лагерях.

Начальник 2-го отделения был русский, до войны — студент Московского института востоковедения.

Неунывающий шофер отдела Аветик Читьян — армянин. Переводчик — самая колоритная фигура среди офицеров разведотдела — капитан Михаил Аглатов. Свою собственную национальную принадлежность он считал «точно не установленной». Родился, вырос и учился в Баку. Весной 1942 года прибыл на Крымский фронт и был зачислен на должность переводчика разведотдела. Человек сугубо штатский, бережно всю войну он хранил свой гражданский парадно-выходной костюм, в котором прибыл на фронт. Бакинские интенданты по какой-то неизвестной причине не успели его обмундировать, и свою первую в жизни военную форму он получил уже на фронте в штабе армии. Великолепный знаток немецкого языка, знавший все его основные диалекты, Аглатов приводил в изумление пленных немцев своей способностью разговаривать с ними на их собственном родном наречии, с первых же фраз безошибочно определяя, в каком районе Германии они родились и выросли.

Катастрофа Крымского фронта в мае 1942 года настолько глубоко потрясла его, что он до конца войны не мог спокойно говорить о ней, голос начинал дрожать. Миша весь сжимался как пружина и, заикаясь, с возмущением выдавливая из себя обрывки фраз, говорил:

— Разве можно так бездарно командовать фронтом? В Крыму у нас было немало сил. А мы позорно бежим. На второй день я уже не мог догнать полевое управление штаба армии. Как переправился через Керченский пролив — одному богу известно. Штаб свой разыскал только в конце мая. На Таманском полуострове, в Темрюке.

Свою крымскую эпопею Аглатов рассказывал неоднократно. Казакевич беседовал с ним всегда очень охотно и подробно расспрашивал его: что он чувствовал и как вел себя, затерявшись в массе отступающих войск, как переправился через пролив, видел ли он противотанковый ров, в котором гитлеровцы осенью 1941 года расстреляли более семи тысяч мирных жителей Керчи.

День за днем восстанавливал Аглатов в памяти трагические события в Крыму в мае сорок второго года. Казакевич сосредоточенно его слушал, долго молчал. Потом, словно думая вслух, говорил: