Константин Коничев - На холодном фронте

«Здравствуй дорогой… Наконец-то мне вручили долгожданное письмо от тебя. Я рада, что ты жив-здоров и не забыл обо мне. Спешу сообщить тебе, что за этот перерыв в нашей переписке я натерпелась много. Как тебе известно, наш город находился в лапах у немцев. Ох и много мы перенесли от этих неслыханных мерзавцев, палачей. Нас душила бессильная злоба и ненависть против гадов. Я могла бы пойти на любую дерзость, но не страх за свою жизнь меня удерживал, я боялась, что за мою дерзость они уничтожат наших стариков и младшего братишку Вовку. И потому, скрепя сердце, приходилось мириться с тяжкими невзгодами. За время своего пребывания у нас немцы много нагадили, много причинили вреда: сожгли две улицы, что спускались к лесу. Сожгли редакцию с типографией, дом колхозника, комбинат и много других общественных и частных домов и построек… Ты помнишь милую, веселую комсомолку Лену Алексееву, — немцы ее расстреляли. Евгения Егоровича Селищева — тоже и много, много других. 7 ноября, в Октябрьскую годовщину они повесили посередь улицы славного, боевого Шурку Чекалина и доску прибили с надписью: „Вот вам, русь, праздничный гостинец, так будет с каждым, кто недоволен нами“. Нас, девушек и женщин вместо лошадей впрягали в повозки, заставляли возить воду, дрова, картофель. За стирку белья, если казалось им, что плохо простирано, они нещадно били нас. Не раз и мне доставалось. Среди горожан нашлись прихвостни, предатели. Капитонов был в роли господина полицейского. Орлов, Шутенков, Рябцев — эти были у фашистов доносчиками. Многих они предали. Не со всеми немцы успели разделаться. С приходом Красной Армии мы узнали и тех, кто занимался предательством. Шкурник Сорокин, ты его знаешь (зачем ты дружил с этой сволочью), подошел ко мне и стал лебезить: „Я тебя и других комсомолок от расстрела избавил“. А я ему прямо ответила: „не вы нас избавили, а наши бойцы, а вы в дружбе с немцами не успели от нас избавиться“… И вот мы возвращены к жизни, а предатели расстались с жизнью. За это мы приветствуем наш суровый и справедливый закон военного времени… Недели за полторы до прихода наших войск, я с Оксаной скрывалась в лесу, чтобы немцы не угнали к себе в неволю, как многих. Знал бы ты, с какой радостью мы слушали с Оксаной гром приближавшейся нашей артиллерии. Эту радость ожидания трудно передать. ее можно только прочувствовать. Прячась, мы предпочитали смерть от своих пушек, нежели от рук поганых палачей. Встреча с Красной Армией была настолько радостной и трогательной, что без слез умиления я не могу ее вспомнить и сейчас. Прожили мы при немцах 65 дней, а многие за это время поседели, постарели и казалось, что бойцов наших мы не видели и ждали целый век. Да, я не раз переживала обстрелы и бомбежки, все это страшно, слов нет. Но нет ничего страшней и противней, как видеть озверелые морды немцев, тупых, безжалостных, гадких. Противен их собачий нечеловеческий говор… Ну, все это теперь позади. Сейчас у нас идет работа во всю. Наш цех за хорошую работу получил переходящее красное знамя. Живем сносно. Личную жизнь будем строить после войны.

А теперь — все для фронта. Мы должны победить. Не можем же мы терпеть эту гадость на своей земле. Гоните их вон! Как ты живешь там в далекиx карельских лесах. Я утешаю себя тем, что ты бьешь фашистов. Напиши мне, где Сережа Горбунов, о нем у меня справляется Клава Опарина, она шлет тебе привет. Ваши все живы-здоровы. Дом не сгорел, но стоит без стекол; живут все в маленькой комнатке, к весне оборудуются. Я часто смотрю на тот лесок, где мы бывало с тобой любовались на природу и спорили. Помнишь о чем? Я оказалась права. Мою правоту подтвердило время. Нашу правоту защищает и спасает Красная Армия. Извини, что я напомнила тебе об этом споре. Надеюсь, ты теперь образумился, отряхнулся от чужих и чуждых веяний… Вот и все. Желаю успеха.

Твоя Н… »

— Таково, товарищи — продолжал командир полка, — из слова в слово письмо патриотки в адрес негодяя. Я не знаю о чем они спорили, но догадываюсь, что эта девушка, действительно, была права, а в нем, в Хаулине, уже тогда таился червь сомнения, впоследствии выросший в змею предательства и позора. Судя по письму, у девушки крепкая и правильная жизненная закалка. А то, что она ошиблась в нем, так это по неопытности, по молодости. Но дело не в том, товарищи командиры, а дело в том, что немцы, стоящие здесь против нас, имеют «языка» да еще такого, который и тянуть не надо, разболтает все, что знает. Поэтому, мы должны кое-что предпринять и насторожиться. Кое-где усилить, а кое-где перестроить оборону… Достаточно того, что мы прошляпили, допустили в нашей части такой позорнейший факт — случай измены Родине. В штабе соединения из этого факта тоже сделают некоторые выводы…