— Справа по носу мина! — громко докладывает Аносов. Рулевой матрос Лобанов, взглянув на командира, уже собрался положить руль влево, как снова послышался голос другого сигнальщика:
— Слева по носу мина!
Лобанов замер на месте, продолжая удерживать руль прямо. Отполированные рукоятки штурвала словно приросли к пальцам.
Сейчас и командир тральщика Юдин видел, как приближались к носу катера справа и слева два черных шара. Задний ход с тралом за кормой дать было нельзя.
— Так держать! — звенящим от напряжения голосом командует Юдин. [218]
Рулевой, рассчитав расстояние между минами, повел тральщик как раз посередине. Но мины, приближаясь к тральщику, словно увеличивались в размере, проход становился уже. Казалось, что тральщик не минует какой–нибудь из них, нос его уже надвигался на черное пятно, но рулевой продолжал удерживать катер на курсе, и мины остались за кормой.
Затем все на палубе почувствовали леший толчок, но опасность уже миновала. Одна из мин попала в трал. Буи сблизились, сработал патрон. И мина всплыла, покачиваясь на волне, далеко за кормой.
В эти дни тральщики работали от утренней до вечерней зари. Матросы, возвращаясь с наступлением темноты в порт, тотчас укладывались спать. Никаких дней отдыха не было. Только разбушевавшийся шторм мог задержать выход катеров в море.
Щепаченко был в отличном настроении. Все шло хорошо, фарватер все дальше продвигался в залив. Командир дивизиона тральщиков капитан–лейтенант Шиповников оказался смелым и энергичным офицером. Он любил море и с самого начала траления ни одного дня не провел на берегу.
— То ли дело — море! — говорил Шиповников, обращаясь к Щепаченко. — А потом, как же это: катера тралят, а я на бережку буду сидеть? Не солидно получится!
Ясным и прозрачным апрельским утром тральщики выходили в море.
— На флагмане сигнал: «Заводить моторы!», — доложил вахтенный.
— Репетовать сигнал! — скомандовал мичман Юдин, передвигая рукоятки машинного телеграфа.
К восходу солнца тральщики были уже в заливе. Поставив тралы, корабли все дальше и дальше уходили от берега. В море было пустынно и тихо, лишь изредка проносились над водой взрывы затраленных мин.
— Еще один галс, — сказал наконец Юдин, обращаясь к рулевому, — и мы выйдем на чистую воду!
Фарватер был протрален!
На последнем галсе корабль Юдина подсек резаком трала мину, и она всплыла за кормой. Ветер, набежавший с берега, и курчавая волна относили мину в море.
Командир дивизиона Шиповников передал Юдину в мегафон: [219]
— Мы, не выбирая тралов, возвращаемся в базу, а вы подорвите мину и следуйте за нами.
Тральщики сделали поворот и так же строем фронта легли курсом на Феодосию.
Юдин, оставшись один, приказал выбрать трал и дать малый ход. Когда приблизились к плавающей мине, боцман спустил на воду резиновую шлюпку. В нее сели минеры Григорий Рак и Иван Фоменко.
— Ну, ни пуха ни пера вам! — сказал Юдин. — Подорвете мину — и идем в базу.
Нещадно, уже по–летнему, палило высоко поднявшееся солнце, беспокойно кричали чайки, где–то далеко у горизонта синели Крымские горы. Юдину хотелось поскорее покончить с миной и вместе со всеми тральщиками до наступления темноты возвратиться в Феодосию. Поэтому он подошел к плавающей мине ближе, чем обычно. Юдин рассчитывал, как только минеры подожгут шнур и возвратятся на тральщик, взять шлюпку на буксир и вместе с ней отойти на безопасное расстояние.
Когда шлюпка отвалила от борта, Юдин стал следить за тем, как будет работать Рак.
Шлюпка осторожно приблизилась к мине, и матрос ловко ухватился за рым на корпусе мины. — Патрон! — не оборачиваясь, скомандовал Рак и протянул руку назад. Фоменко подал ему подрывной патрон.
— Разжечь фитиль!
— Есть разжечь фитиль! — громко проговорил Фоменко.
Юдин на мостике посмотрел на круглые корабельные часы и отметил: 12 часов 53 минуты.
Шлюпка быстро подошла к тральщику и стала за кормой. Минеры поднялись на палубу, и Рак доложил:
— Товарищ командир, шнур горит! Шлюпка возвратилась.
— Молодец, старшина. Я видел, как ты лихо работал! — удовлетворенно ответил Юдин. Он вспомнил слова командира дивизиона: «Матроса надо вовремя похвалить, он тогда еще лучше будет работать». А Григорий Рак спросил у Фоменко:
— Это какая по счету?
— Двадцать вторая будет! — ответил Фоменко с гордостью и показал рукой на красную звезду на рубке, в центре которой красовались цифры вытраленных мин. [220]
Читать дальше