Поздно вечером в район станции Канютино прибыли слушатели курсов политруков 30‑й армии. Около ста человек. Многие из них уже побывали в боях. Я направил их к капитану Орлову. Начальник курсов сообщил, что сюда же должна подойти в полном составе школа сержантов во главе с полковником Костевичем, но она, видимо, где–то по пути вступила в бой с противником и не прибыла к нам.
Четвертого октября на участке Мытики Первые — Новики было относительно тихо. Враг перенес главный удар на наш правый фланг — против запасного полка и 528‑го зенитного дивизиона. На обороняемом ими рубеже развернулась для наступления почти в полном составе 6‑я немецкая пехотная дивизия, поддерживаемая большим количеством танков. Подразделения запасного полка и зенитчики сражались с исключительным мужеством, уничтожили несколько танков, более сотни вражеских солдат и офицеров, но под натиском превосходящих сил вынуждены были отойти, сначала к разъезду Никитинка, а к вечеру оставили и его. Закрепились на опушке леса за железнодорожной линией. Отряд капитана Орлова, чтобы избежать окружения, тоже отошел к станции Канютино, где занял оборону вдоль железнодорожной насыпи.
За два дня боев наши ряды значительно поредели. Оставшиеся были готовы стоять насмерть. Бойцы, командиры, политработники прекрасно понимали важность выпавшей на их долю задачи.
Все мои попытки связаться по железнодорожному телефону или телеграфу со штабом фронта не увенчались успехом. Связи с соседями тоже не было. Ничего не было известно и о том, где находилась группа генерала И. В. Болдина. Лишь значительно позже я узнал, что в течение 3 и 4 октября войска резерва Западного фронта под командованием И. В. Болдина вели бои с наступавшим противником на левом фланге 19‑й армии в районе ст. Яковская.
С рассветом 5 октября в воздухе появились большие группы бомбардировщиков. Не снижаясь над нашими позициями, они направлялись дальше, в тыл. Вскоре послышались приглушенные расстоянием взрывы. Бомбы рвались у Днепра, скорее всего в районе населенного пункта Холм — Жирковский (60 километров северо–западнее Вязьмы). «Значит, там тоже идут бои, — подумал я. — Немцы у нас в тылу и, несомненно, будут стараться сомкнуть кольцо по большаку от города Белый на Холм — Жирковский». Пытался хотя бы приблизительно представить себе общую линию обороны, но, не имея связи со штабом фронта и соседями, сделать это было невозможно.
Утро на нашем участке прошло спокойно. Только в полдень немцы предприняли атаку, однако, встреченные дружным огнем, остановились, залегли. Потом атаки повторялись, но менее настойчиво, чем вчера. Предположение, что противник где–то обошел нас, стало еще более очевидным. Для выяснения обстановки требовалась разведка. Направил адъютанта старшего лейтенанта Кузьмина с группой солдат на автомашине в район грейдерной дороги Белый — Холм — Жирковский с задачей — разведать, не движутся ли по большаку немецкие танки.
Разведчики возвратились быстро, привезли важные сведения: в деревню Петрово, что примерно в трех–четырех километрах юго–западнее большака, вступила колонна пехоты противника; из Бунакова на Холм — Жирковский проследовало несколько вражеских танков. В нашем тылу с каждым часом нарастал гул ружейно–пулеметной стрельбы.
Пока мы обдумывали сложившуюся обстановку, противник с фронта предпринял очередную атаку. Его танки ворвались на станцию Канютино. В этом бою был тяжело ранен последний из прибывших со мной командиров — капитан Орлов. Командование отрядом принял капитан Смирнов.
Примерно в полдень на подходе к станции Канютино показался железнодорожный эшелон с пополнением. Встреченный огнем противника, он остановился в полукилометре от станции. Прибывшие в нем красноармейцы не имели оружия. Они в беспорядке выпрыгивали из вагонов и бежали в укрытия. Я поручил старшему лейтенанту Кузьмину собрать людей, отвести в ближайший лес, чтобы с наступлением темноты они могли отойти к Днепру и влиться в состав первой же части, которую встретят на своем пути. Как выяснилось, эшелон прибыл из Красноярска, и пополнение предназначалось для 119‑й стрелковой дивизии. Но где теперь эта дивизия, никто не знал. Мы тоже не могли принять пополнение, поскольку не имели возможности вооружить его.
С наступлением темноты, при отходе из Канютино, я был ранен в голову. В горячке рана показалась совсем незначительной, на фронте такую называли царапиной. Старший лейтенант Кузьмин на скорую руку сделал перевязку. Вскоре он и сам был ранен.
Читать дальше