Сергей Ермолаев - Колька

Его никогда не трогала ни одна собака. Самые отчаянные и злые псы оставались равнодушными к нему и пропускали его мимо без всякого внимания. Так и рос Леня в тихом и неприметном одиночестве. Правда, он был весьма покладистым, терпеливым в труде, от которого не увиливал, и прилежно помогал отцу и матери по хозяйству. Мирон Алексеевич и Прасковья Александровна дожидались его совершеннолетия, чтобы устроить на подходящую работу в колхозе. Случилось так, что Прасковья Александровна до этого момента не дожила, скончавшись от сердечной недостаточности в то время, когда Лене было отроду шестнадцать. С тех пор минуло уже восемь лет, Мирону Алексеевичу шел шестьдесят второй год, у него отказали ноги, и он с большим трудом передвигался по дому, опираясь на большой крепкий стул. Значительную часть времени он лежал навзничь на кровати в маленькой темной комнате с плотно задернутыми выцветшими красно-синими шторами, широко раскинув руки и отвернув голову к стене, с закрытыми глазами, и казалось, что он спит. Но на самом деле он не спал, даже по ночам его часто мучила бессонница. Только на короткое время, под утро, он забывался беспокойным сном, во время которого нередко бормотал что-то тихо и нечленораздельно. Леонид ухаживал за отцом, вел домашнее хозяйство и работал в колхозе. Человеком он оставался неприметным, жил очень уединенно, и казалось, что единственным его увлечением в жизни оставалась спичечная коробка, которую он, несмотря на возраст, продолжал везде носить с собой, и в которой по-прежнему хранилось засохшее чучело жука.

Как-то раз, в самом начале октября, когда вместо заморозков вдруг случилась неожиданная, а потому еще более приятная теплая неделя, возвращаясь из леса и проходя мимо дома старого лесника, Коля и Ваня услышали четко прозвучавший и показавшийся им испуганным голос Мирона Алексеевича. «Уйди! Уйди, не трожь меня!» – донеслось неожиданно до слуха мальчиков. Они оба мгновенно остановились и замерли на месте.

– С кем это он? – удивился Колька.

– Не знаю, кто там может быть. Если только Леонид, – столь же недоуменно проговорил Ваня.

Та же самая фраза прозвучала вновь, и голос стал еще более взволнованным и резким.

– Давай подойдем ближе, – предложил Ваня.

Они подошли к самой ограде, выстроенной из тонких березовых досок, приникли к ней лицами, стали заглядывать в щели. За оградой виднелись высокая трава, кусты, дом с крыльцом под навесом, но больше не было видно ничего. «Нет! Нет! Ты – дьявол! Ты – кровопийца! Не трожь меня, не смей!» – голос звучал прерывисто, с короткими паузами, но четко.

– Его душат, – предположил Ваня. – Надо что-то делать.

Они оба стали оглядываться по сторонам, надеясь увидеть кого-то, кого можно кликнуть на помощь, но на улице царила безлюдная пустота. До ближайших домов было метров двести, да и застать там можно в этот час разве что стариков и детей. Все мало-мальски здоровые люди работали на ферме или в поле.

– Пока мы бегаем за кем-то, его убьют, – сказал Ваня, вздергивая вверх брови и сжимая руки в кулаки. – Мы только сами можем что-то сделать.

– А кто его? – опять спросил растерявшийся Колька.

– Откуда же я знаю. Надо действовать, но только хладнокровно. Главное, без паники. Бери ту палку, а я эту. Перелезаем! – скомандовал Ваня спокойно и решительно, но в голосе его всё же послышалась дрожь.

Они подобрали на дороге палки, которые казались крепкими и длинными, и быстро перемахнули через забор, затем так же быстро подбежали к крыльцу. Собаки в хозяйстве у Леонида не было, и никто их не останавливал.

Ваня взялся за ручку двери, потянул за нее, но она оказалась запертой. Мальчики недоуменно переглянулись.

– Но тот как-то попал внутрь, – проговорил Ваня, но сразу же некая мысль мелькнула в его голове, он заглянул за угол и шепотом сообщил: – Окно открыто.

Стараясь не издавать шума, они живо подкатили к окну чурбан для колки дров, встали на него и друг за другом пролезли внутрь; оказались на кухне. Ваня, держа перед собой занесенную как в замахе палку, осторожными шагами продвигался вперед. Колька шел вслед за ним. От волнения у него вспотели ладони, дрожали колени и бежали мурашки по всему телу. Он стиснул зубы, чтобы не закричать, но дышал в то же время часто и шумно. Кольке казалось, будто его дыхание слышно на весь дом – как пыхтение разгоняющегося паровоза. Ему хотелось немедленно подскочить к чему-нибудь, пусть даже к столу или к буфету, и начать колотить по нему палкой, будто это сказочное чудище трехголовое, а он добрый витязь. Так Колька делал, когда играл в своем дворе, и тогда всё получалось здорово, но сейчас где-то в другой комнате их поджидал отнюдь не сказочный злодей. Кто им мог быть – неизвестно, а от этого становилось намного страшнее.