Алексей Юрченко - Лагерь

Потом настал мой черед ораторствовать. Вот поразительно! У меня так складно выстраиваются мысли на бумаге, но так безобразно я периодически их высказываю. Я пробурчала что-то несвязное и по смыслу схожее с тем, о чем говорили близняшки.

После меня учительница дала слово моей лучшей подруге Илоне, или просто Иле. Иля мне нравилась прежде всего своей чрезвычайной мягкостью и скромностью. Она всегда приходила в класс в таком добром и немного грустном настроении. Еще меня задевало то, что она не выделялась красотой и, пожалуй, в классе была самой несимпатичной девочкой. Внимание мальчиками нашего класса ей совсем не уделялось. Мне становилось жалко Илю, когда на перемене меня обхаживал Данила или Кирилл, а она сидела за партой, уткнувшись в книгу, рядом с упомянутым мной занудным Сашей. Иля высказала примерно такие же, как и я, мысли, только сделав это намного красноречивее и изящнее. Она отметила бесценность человеческой жизни и то, что никакие созданные искусственно самим человеком институты не будут важнее самой жизни.

Последней по традиции взяла слово Василина. Она сидела прямо за мной вместе с нашим политологом. Самая красивая девочка класса. Было в ней что-то от ведьмы: иссиня-черные длинные волосы, темные глаза, гладкая бледная кожа. Завидовала ли я ей? Не все так просто. У нее был невыносимый характер. Нахальная, с завышенной до небес самооценкой и, в довесок, глупая, как пробка. Как ляпнул однажды Аркаша ей то ли в шутку, то ли всерьез: «В тебя бы еще умные и светлые мысли запихнуть!».

– Война – мужское занятие. Главное, нас, женщин, в это пусть не впутывают, – с умным видом произнесла Василина свою очередную глупость. Я обернулась к ней и недовольно фыркнула, давая понять, что не оценила высказанную ей мысль.

– Всем спасибо, ребята, – заговорила учительница, – на сегодня все. Завтра на безделье не надейтесь.

– Людмила Петровна, можно вопрос? – выкрикнул Васька.

– Слушаю.

– Нам идти на казнь?

Учительница взяла влажную тряпку, повернулась к доске и стала медленно стирать выведенную мелом сегодняшнюю дату.

– Ребята, – начала она, не оборачиваясь, – подобное может пойти, как бы чудовищно это ни звучало, вам во благо. Я не могу сказать однозначно, что это вредно или опасно.

– Но это ведь ужас! – выкрикнула Василина.

– Ужас, – она повернулась к нам и оглядела каждого ученика в отдельности, – а я и не говорю, что увиденное вас не шокирует. Я говорю, что кто-то после казни может стать сильнее. Только еще раз повторю: надо основательно покопаться в себе и ясно понять, что это вам поможет.

– А если мы ошибемся?

– Если вы вдруг ошибетесь, то последствия будут печальными. Так что, если сомневаетесь, сидите дома.

Несмотря на то что казни до затишья проводились где-то раз в месяц, никто из нас их не видел. Только слышал по рассказам, видел по ошарашенным лицам возвращающихся с площади людей. Кирилл с Васькой хвастались, что им удалось попасть на площадь три года назад, но им никто не поверил. До четырнадцати лет нахождение на улице во время казни вообще запрещалось, и родителей, не усмотревших за своими отпрысками, крупно штрафовали. Когда ученики нашего класса стали по очереди отмечать четырнадцатилетие, казни стихли на целый год. Вплоть до сегодняшнего дня.

Когда ученики покинули класс, я подтолкнула Даню к учительскому столу, за которым заполняла журнал Людмила Петровна. Даня сдвинул брови, насупился и стал прятаться за моей спиной, смешно бормоча, что ему неловко. Людмила Петровна подняла на нас вопросительный взгляд. Я с укором посмотрела на Даню и подошла к учительнице.

– Людмила Петровна, мы хотим вас пригласить на ужин в эти выходные, – сказала я уверенно.

– Кто это мы?

– Я с Даней и наши родители.

Людмила Петровна посмотрела за мою спину, где поддакивал пораженный разрядом стеснительности Даник. Мило улыбнувшись, спустя мгновение раздумий она произнесла:

– Хорошо, я приду.

Мы вышли на улицу. Я сияла от счастья, представляя, как у нашей учительницы все сложится с дядей Никитой и мы будем часто проводить вечера вместе. Даник же в противовес мне погрузился в какие-то мрачные мысли.

– Ты не рад? – спросила я, рассматривая хмурое лицо друга.

– Чему? – растерянно спросил он.

– Что наша Люда будет с твоим папой?

– Во-первых, они просто поужинают, – ответил Даник сердито.

– Ах, это неважно, – подхваченная светлыми фантазиями о будущем, сказала я.

– Во-вторых, сейчас есть дела посерьезнее, – он холодно посмотрел на меня.