Алексей Юрченко - Лагерь

– У Даника должна быть мама. Ты бравый военный, символ Революции. У тебя отбоя не будет, – тяжело ворочая языком, рассуждал мой отец.

– Я понимаю, – дядя Никита обнял и папу за плечи и подтянул к себе, – но куда девать то, что внутри? – он сжал руку и ударил себя кулаком в грудь.

– Чувства. Чувства, сука! – папа со всей силы грохнул кулаком по столу, и водка из стакана расплескалась на скатерть. Он пристально взглянул на меня. Я ненавидела этот туман, который так часто последнее время оседал в папиных впалых глазницах.

– Закопай их, – грозно проговорил он. Меня почему-то передернуло, словно это относилось и к его чувствам ко мне.

– Закопать? – дядя Никита повернулся вплотную к папе, и они, упершись лбами, некоторое время смотрели друг на друга.

– Да, закопай глубоко. И жди, пока чувства перегниют.

– И превратятся в удобрения.

– Точно, – папа весело расхохотался.

В этот момент дверь в кухню открыла мамочка, сосредоточенная и сердитая. Она подошла с тряпкой к столу и старательно убрала разлитую водку, хлебные крошки и пустую банку с сардинами.

– Карин, как считаешь? – спросил папа, повернувшись к ней.

Мама явно злилась, но старалась этого не показывать. Подобные посиделки стали распространенным явлениям на нашей кухне. Изрядно захмелевшие лучшие друзья не замечали маминой сердитости.

– Мальчики, по-моему, вам хватит, – сказала она и выхватила бутылку из рук папы.

Папа взглянул на своего друга, пожал плечами, показывая, что, мол, слово хозяйки в доме закон, и произнес:

– Давай я тебя с Людкой познакомлю.

Мамочка, пряча бутылку в холодильник, на мгновение застыла – любые разговоры о нашей одинокой учительнице сильно ее раздражали.

– Так мы вроде знакомы.

– Видел один раз ее в школе. Разве это знакомство? Давайте поужинаем вчетвером. Что думаешь, Карин?

Мама посмотрела сначала на папу, потом на понурое лицо дяди Никиты, которому от выпитого трудно уже было даже сидеть.

– Пусть тогда и дети будут, – произнесла она и выскочила из кухни.

– Пригласишь на эти выходные Людмилу Петровну, Юля?

– Хорошо, – коротко ответила я и, словно подражая маме, возмущенная поведением папочки, пошла к себе в комнату.

Я разобрала школьную сумку. Уроков на завтра не задали, поэтому я легла на кровать и уставилась в стенку. Серые обои с выцветшими на них темно-синими розами, письменный стол с двумя полками, небольшой платяной шкаф для вещей и металлическая кровать на упругих пружинах – это вся моя комната. Хотя нет. Еще в углу на полу ютился небольшой аквариум с земноводной черепахой Фросей. Не об этом, конечно, мечтает девочка-подросток, но в наше время все может быть намного хуже. Многие военачальники живут гораздо богаче, но они нечисты на руку. Наш папа такого себе не позволит.

Дверь в мою комнату приоткрылась, и в проеме показалось крохотное лицо со вздернутым носом и смешными большими ушами. Брат вопросительно взглянул на меня своими ясными глазами, ожидая разрешения войти.

– Заходи, Слава, – сказала я, переворачиваясь на другой бок.

Всегда стеснительный брат на цыпочках приблизился к кровати и вложил свою руку мне в ладонь. Славик в свои четыре с небольшим года почти не разговаривал и боялся всего, чего только можно было бояться. Врач говорил, что такое случается после серьезного детского потрясения. Видимо, весь мир, куда он попал, стал для него потрясением.

Через стенку послышались тяжелые шаги мамы, затеявшей незапланированную уборку. С ней такое происходило. Знаете, когда кто-то из семьи бездельничал (а пьянство можно отнести именно к этому), мама задумывала уборку, чтобы потом при предъявлении претензий с еще большей грозностью заявить, что я, вот, спину не разгибаю, а ты баклуши бьешь.

То ли от жалобного взгляда брата, то ли от поведения папы и мамы или, вероятнее, от всего вместе в груди больно кольнуло, и я почувствовала себя совсем одинокой. На мгновение показалось, что мы со Славиком сироты и ночуем в заброшенном доме на окраине города. Я пододвинулась в сторону, дав брату лечь рядом. Он стал расстегивать пуговицы на своей рубашке, думая, что уже пора ложиться спать и сестра разрешила ему переночевать у нее в комнате.

– Нет, Слава. Еще рано, – сказала я, улыбаясь и застегивая рубашку обратно.

Вдруг послышался протяжный громогласный рев мотора. Глаза брата округлились, и он стал крутиться по сторонам. Из его маленькой груди вырвался душераздирающий вопль, который почти полностью перекрывался оглушительным рокотом. Я резко обхватила руками голову напуганного Славика, прижала ее как можно сильнее к груди и закрыла его уши руками, всеми силами пытаясь как можно скорее прекратить для него этот пронзительный гул. Вражеский самолет пролетел низко над самым городом. Но взрывов никаких не последовало. Это был плохой знак. Мои нехорошие предчувствия вскоре подтвердились.