Борис Крамаренко - Пути-дороги

— Ну что ж, дорогой! Запряжем их обоих и двинемся в путь пешком…

Андрей очнулся. На зубах скрипел песок. Глаза жмурились от резкого дневного света.

Болела голова, а в ушах стоял непрерывный томительный звон. Но постепенно силы возвращались к нему. Хватаясь рукой за обочины повозки, он сел и оглянулся по сторонам.

Возле него, поругиваясь и протирая глаза, сидели казаки его сотни. Невдалеке Мишка Бердник убеждал в чем–то доктора, а справа темнели три лошадиных трупа. Морозный воздух обжигал лицо и руки и точно иглами покалывал уши.

С отвращением выплюнув изо рта песок, Андрей хотел было приподняться, но его рука уперлась во что–то мягкое, и по всему телу его пробежала невольная дрожь.

«Труп», — пробормотал Андрей и осторожно стал тянуть за край попону, укрывавшую чье–то тело…

Доктор опрометью бросился на раздавшийся возле повозки отчаянный вопль Андрея. Подбежав к нему, он увидел, что тот стоит на коленях над лежащей на песке Мариной.

Андрей, держа ее ладони в своих, старался дыханием вернуть им теплоту.

— Замерзла! Она замерзла, доктор!..

Вокруг них столпились казаки. Доктор, роясь в споем чемодане с инструментами, медленно, сквозь душащие его слезы, проговорил:

— Бедная девочка! Она укутала тебя своей буркой, и сама, больная, осталась с одной старенькой попоной…

Андрей оцепенел. Он стоял на коленях перед Мариной и безучастно смотрел, как доктор вместе с Мишкой стараются привести ее в чувство, с ожесточением оттирая ее руки и ноги кусками войлока.

Благодаря усилиям доктора и Мишки Марина постепенно начала приходить в себя. От радости Андрею хотелось закричать, но не было голоса… Из его горла лишь вырвался хриплый стон, слабым коротким эхом отозвавшийся за ближайшим курганом.

Медленно продвигается по берегу Каспия пулеметная тачанка. Усталая тройка рыжих коней с трудом бредет по холодному песку.

Впереди тачанки растянулись сотни две всадников в черных лохматых бурках и барашковых папахах.

Суровы лица казаков. Исхудалых щек давно не касалась бритва.

Отряд едет молча. Лишь изредка звякнут стремена, да фыркнет усталый конь.

Андрей, закутанный в бурку, сидит в тачанке, облокотясь на пулемет, и задумчиво следит за грязными тучами, гонимыми с моря резким, холодным ветром.

Армия ушла далеко вперед. Ее авангард уже подтянулся к Астрахани, а Андреева сотня, выполняя последний долг, охраняет обозы с ранеными и отставших бойцов. Зорко берегут сотню дозоры. С винтовками поперек седла они рыскают по соседним курганам, ища притаившуюся вражью засаду.

Андрей незаметно уснул. Ему снятся родные вишневые сады. Шумящие плавни. Майский теплый вечер. Звонко заливаются соловьи в густых малинниках.

За греблей грустно поют девчата о чернобровом казаке, уехавшем на чужбину далеку.

Андрей в синем сатиновом чекмене спешит к воротам старой Гринихи, но ни ворот, ни хаты нет. Лишь груда пепла среди двора да обгорелые головешки. Из соседнего сада к нему идет Марина. На ней солдатская шинель внакидку и солдатские летние шаровары, заправленные в большие сапоги. Андрей уже не идет к ней, он бежит. Сердце учащенно бьется, а дышать становится все труднее. Вот он добегает до Марины, но вместо нее перед ним стоит отец, без шапки и весь в крови. Его лицо сурово, седые брови насуплены, а голос звучит глухо.

— Отомсти за меня, сынку! Бей клятых врагов! Гони их прочь из ридного края!

Андрей проснулся. Приоткрыв глаза, он плотнее закутался в бурку.

По рассказам пленных казаков он знал о смерти отца. Знал о сожженных белыми хатах партизан. Но в боях и походах, в постоянной заботе о людях не было времени отдаваться своему горю.

А вот сейчас как–то по–особенному остро Андрею стало жаль старика отца.

— Андрейко!

Андрей вздрогнул. Рядом с тачанкой ехали верхом Марина и доктор.

Карие глаза Марины лихорадочно блестели из–под сдвинутой на лоб казачьей папахи. Доктор, скрывая усталость, шутливо проговорил:

— Вот, никак не заставишь в тачанку перелезть. Все верхом да верхом…

Андрей отодвинулся к краю:

— Садись, Маринка!

Марина ловко спрыгнула с седла в тачанку и уселась рядом с Андреем.

— А вы, Виталий Константинович, садитесь напротив.

Доктор неумело взял Маринину лошадь за повод.

— Вот сдам лошадей, тогда к вам. Мне с Андреем Григорьевичем поговорить надо.

Он ударил свою лошадь каблуками и рысью обогнал тачанку.

Андрей и Марина молчали, тесно прижавшись друт к другу.