Борис Крамаренко - Пути-дороги

Подойдя к ней вплотную, Андрей тихо кашлянул. Марина, повернув голову, вскрикнула:

— Андрей! Ты? — Ее взгляд на мгновение задержался на алой ленточке, пришитой к его папахе. Она хотела что–то сказать и, чувствуя, что теряет сознание, прижалась к его груди. Серая солдатская папаха упала на пол, и ее каштановые волосы рассыпались по плечам.

… Брезжил серый рассвет. По грязным улицам шагом проезжали конные патрули. Где–то совсем близко слышалась орудийная стрельба.

Андрей, придерживая шашку, вбежал по ступенькам широкой лестницы и очутился в длинном коридоре женской гимназии, — занятой под штаб. Прямо на грязном полу коридора, укрывшись шинелями, спали десятка два красноармейцев. В кабинете начальника штаба горел свет. Андрей уже взялся за ручку двери, когда сзади кто–то хлопнул его по плечу. Андрей обернулся и увидел перед собой Владимира Кравченко.

Кравченко, улыбаясь, протянул руку, но Андрей, не замечая ее, крепко стиснул Кравченко в объятиях.

— Молодец! Чтоб мне кадеты голову срубали, молодец, Владимир Сергеевич!

— Пусти… пусти, медведь, задавишь! — Кравченко с трудом освободился от объятий Андрея. Взяв Андрея под руку, он отвел его к окну.

— Что, брат, не ожидал встретиться здесь? — Кравченко достал из кармана черкески бумажку и протянул ее Андрею.

— На, читай приказ… командиром конного полка назначен.

— Да мне Марина говорила вчера…

— Марина? Ты ее знаешь?

Андрей улыбнулся:

— Немножко знаю.

Кравченко восторженно проговорил:

— Замечательная женщина! Если б не она, я бы не выжил. — И, меняя тон, спросил: — Ты на совещание? Идем, а то без нас кончат.

Остатки 11‑й армии, соединившиеся осенью восемнадцатого года под Курганной с таманцами, с боем брали Армавир, Невинку, Ставрополь. То был путь ожесточенных боев, тяжелых лишений и многочисленных потерь людьми.

Начиналась зима, а с нею пришел и тиф. Но армия упорно пробивалась вперед, сметая — подчас одними штыками — деникинские заслоны из лучших офицерских полков…

Деникин, выброшенный из Ставрополя, снова подтянул свои войска к городу, готовя разгром Красной Армии.

Конница Кочубея и Балахонова после второй атаки рассеяла вражьи полки, и армия двинулась дальше, держа путь на Кизляр.

В свободные от разъездов и боев часы Андрей часто сворачивал к балахоновской колонне, в которой шел полк Кравченко. К тому же за последнее время его занимал один боевой план, разработанный им до мельчайших подробностей. Но выполнить этот план нельзя было с сильно поредевшими в последних боях сотнями. И Андрей после раздумья решил привлечь к выполнению этого плана Владимира.

Владимир ехал впереди своего полка в тачанке; кутаясь в бурку, он, казалось, дремал.

Андрей поравнялся с тачанкой и тронул Владимира рукояткой плети. Тот, вздрогнув, испуганно открыл глаза, но, увидев Андрея, приветливо улыбнулся:

— А, это ты, Андрей! Садись ко мне.

Андрей забрался в тачанку и, усаживаясь рядом с Кравченко, искоса посмотрел на его исхудалое после ранения лицо.

Кравченко зябко повел плечами и плотнее закутался в бурку. Его, видимо, лихорадило.

«Опять заболел! Видно, Марине снова его от смерти спасать придется», — подумал Андрей, а вслух сказал:

— Тебе бы самогончика выпить; замерз, должно?

Кравченко хмуро проговорил:

— Не поможет… тиф начинается… — И, помолчав немного, спросил: — Скоро ли в Кизляре будем?

Андрей тихо, чтобы не слышал красноармеец, сказал:

— В Кизляре–то скоро будем, а потом что? Говорят, от Кизляра до Астрахани триста верст песками идти надо.

Кравченко вздохнул:

— Пропадет армия в песках! Это, Семенной, пустыня, безводная пустыня, которая станет нашей могилой.

— Ну что ты, Владимир Сергеевич, каркаешь! — с обидой отозвался Андрей. — Не может того быть. Какая бы там ни была пустыня, а мы ее пройдем и соединимся с нашими в Астрахани — и конец всем нашим мукам.

Кравченко промолчал. Смолк и Андрей.

Стало смеркаться. Налетел ветер, бросая в лицо крупные хлопья снега.

Отрываясь от своих мыслей, Андрей повернулся к Владимиру:

— Владимир Сергеевич!

Тот поднял голову.

— Слушай, у меня к тебе просьба есть. Этой ночью в Грушевке будет ночевать Деникин. Охраняют его два эскадрона офицерского полка. Станица Грушевка впереди нас, верстах в пятнадцати будет от нашей ночевки. Моей сотни не хватит — давай налет организуем! — И, волнуясь, он стал развивать перед Кравченко разработанный им план захвата Деникина.