Борис Крамаренко - Пути-дороги

Кравченко задумался. Сделав несколько шагов по комнате, он подошел к комоду, рассеянно переставил с места на место зеркало и обратился к наблюдавшей за ним девушке:

— Скажи, Ниночка, твой брат служит у красных?

Только что доверчиво смотревшие на Кравченко глаза девушки внезапно стали холодными, чужими:

— Что вы, Владимир Сергеевич? Он шкуровец.

Он улыбнулся:

— Ты не бойся, Нина! Я, честное слово, его не выдал бы.

Девушка взволнованно проговорила:

— Откуда вы взяли, что он красный? Я ж сказала, что шкуровец.

— Ну, если шкуровец, то пусть едет. Я их и без него достаточно хорошо знаю — от нашего Леща недалеко ушли.

Нива заметила глубокую печаль на лице Кравченко. Подойдя к нему, она осторожно коснулась его руки:

— Что с вами? Вы больны?

Кравченко нервно заходил по комнате:

— Так, ничего… Я, кажется, сегодня могу сделать непоправимое зло…

— Что–нибудь случилось?

— Пока ничего, но должно случиться, и я сам не знаю, что будет… Впрочем, я знаю… зачем обманывать самого себя? Сегодня ночью я должен убить человека, который спас меня от смерти. Человека, который гораздо честнее и лучше меня… Если он и заблуждается, то вполне искренне… А вдруг… заблуждаюсь я?

Он остановился посреди комнаты. Вихрем закружились мысли.

Кравченко снова ходил по комнате. «Так почему же к ним идут честные, прямые люди, а к нам такие подлецы, как Бут, такие бандиты, — как Лещ? Почему?» Незаметно для себя Владимир снова заговорил вслух:

— Почему они, голодные, босые, раздетые, одними штыками разгоняют наши лучшие полки? Почему к ним идут добровольно, а мы мобилизуем остающихся? Мобилизуем… в добровольцы!

Подойдя к кровати, он опустился рядом с Ниной, посидел неподвижно несколько секунд, потом порывисто поднялся и снова принялся метаться по комнате.

Нина смотрела на него тревожно. А ему казалось, что какой–то чужой голос, горько упрекая, кричит внутри него: «Что ты сделал, чтобы спасти этих людей? Поставил свой караул, чтобы Бут не избил их еще раз перед расстрелом? Ну, а дальше? Дальше — сам согласился их перестрелять… Что? Неверно? Нет, согласился!»

— Кого вы хотите убить, Владимир Сергеевич? Володя!

Он очнулся.

— Кого вы хотите убить? — настойчиво повторила девушка.

— Того, кто не позволял бандиту с офицерскими погонами вешать ни в чем не повинных людей.

Нина в отчаянии не знала, что ей делать. Она уже слышала о поимке красного разъезда, а вахмистр Замота рассказал ей об Андрее Семенном. Нина с минуту пристально вглядывалась в бледное лицо Кравченко, словно ища ответа на мучающий ее вопрос. Потом решительно схватила его за руку:

— Идем!

— Куда? Мне надо собираться.

— Идем к моему брату.

— Как — к брату? Ведь он же уехал. И потом вы сами говорили, что он шкуровец…

Нина выпрямилась.

— Мой брат, — ее голос зазвучал гордостью, — командир полка Красной Армии. И… никуда еще не собирается уезжать. Он тут ребят в свой полк набирает.

— Это в занятой–то нами станице? — удивленно спросил Кравченко.

Нина утвердительно кивнула.

Он растерянно подумал немного, потом решительно подошел к Нине, протягивая ей руку:

— Идем!..

Ночью сотня Кравченко выезжала из станицы на дорогу, которая вела в Армавир. Между четвертым взводом и пулеметной тачанкой шли пленные. Толстая веревка связывала их друг с другом, а по сторонам ехали конвоиры.

Кравченко ехал впереди сотни, рядом с хорунжим Поймой.

С востока медленно наплывали огромные грозовые тучи. Справа и слева шагом едущей сотни шли назад сады, а впереди уже виднелась степь.

— Будет гроза, — тихо сказал Кравченко.

— Не могли послать другую сотню! — сердито пробурчал Пойма, отстегивая с седла бурку.

Когда отъехали несколько верст от станицы, Кравченко засветил карманный фонарик и, поглядев на планшетку, свернул коня в сторону. Пойма тихо спросил:

— Зачем ты из–за шести человек всю сотню сворачиваешь?

Кравченко не ответил. Пойма обиженно замолчал.

Прошел час. Вдали темнеющей вереницей показались телеграфные столбы. Пойма обеспокоенно завертелся в седле. «Куда он нас ведет?» — мелькнуло у него в голове. Он уже готов был задать Кравченко вопрос, но в это время тот подал команду.

Сотня на рысях развернула фронт. Позади встали две пулеметные тачанки, а возле них конвоиры согнали в кучу пленных.

Рыжая кобылица Кравченко, пугливо поводя маленькими ушами, тихо заржала; ей призывно ответил привязанный к пулеметной тачанке Андреев жеребец, выпрошенный Кравченко у Бута.