Георгий Марков - Орлы над Хинганом

Но в одиночестве Филипп просидел не больше получаса. Позади послышались осторожные шаги. Подошел мужик в клетчатых брюках.

— Не застали? Их с утра нету. И жди теперь не раньше полночи. Никанор Петрович, директор наш, днюет и ночует там, на поле.

Филипп, не вставая с пенька, повернулся к подошедшему, подумал: «Вот и хорошо. Начну разговор с тобой».

— А вы кем здесь служите? — спросил Филипп, приглашая мужика жестом руки присесть на соседний пенек.

— Сторожем я тут, с самого основания станции, — проговорил тот, но на пенек почему-то не сел.

Филипп взглянул на мужика и заметил, что лицо его, прежде спокойное, почти непроницаемое, было сейчас бледным, глаза смотрели с тревогой. Филипп не успел еще подумать о причинах этой перемены, как мужик заговорил вновь:

— Как, товаришшок, в год-два разобьем?

— Вы о чем?

— О германцах. Войной они пошли на нас. Города наши сегодня ихние самолеты бомбили. Радио вон у меня в избе только об этом и говорит.

Филипп посмотрел на мужика — не вздумал ли тот пошутить. Нет. К сожалению, нет. Бородатое, крупное лицо его было неподвижно хмуро, и большие добрые глаза под редкими, выцветшими бровями смотрели обеспокоенно и просяще, словно искали у него, Филиппа Егорова, опоры. Филипп встал, чувствуя, что сердце от этого известия вначале будто оборвалось, а потом заколотилось сильными, редкими ударами.

О чем он, Филипп Егоров, подумал в этот первый миг? О себе? О своей новой судьбе? Нет. Он вспомнил встретившихся ему в лесу парня и девушку. Они, должно быть, идут еще по таежной дороге, наслаждаются своим счастьем и не знают того, что над этим счастьем занесен смертный меч…

— Стоп, дальше ехать некуда!

Возглас прозвучал где-то за вагоном, когда поезд еще не остановился.

Филипп уже проснулся от сильного толчка, но подниматься не спешил, выжидая, не ошибка ли. Дневальные были неопытные, не привыкшие еще к четкому несению воинской службы.

Но на этот раз ошибки не было. За вагоном разговаривали:

— Товарищ капитан, когда прикажете разгружаться?

— Немедленно, Власов.

Через минуту в стену вагона забарабанили. Задремавший дневальный, услышав стук, заорал благим матом:

— Подъем, ребята!

Разбуженные тревожным криком люди повскакали со своих мест и в страшной суете, мешая друг другу, принялись одеваться. Вскоре они выскочили из вагона и, не отходя от него, встали в ряд, в точности так, как их учили.

Была ночь. Темень стояла такая, что хоть глаз коли. Филипп всматривался в темноту, но разглядеть ничего не мог. Даже фигуры товарищей, с которыми он стоял бок о бок, потеряли очертания.

— И куда только нас завезли? Ни язвы не видно! — бранился кто-то.

— Да город-то где? Или тут нету города? — настойчиво допытывался другой голос.

— Город?! Рассвет наступит — увидишь, — сказал кто-то важным баском, и в тоне, которым были произнесены эти слова, всем послышалась угроза.

— А, гляди, как бы не провезли дальше, — попытался кто-то сгладить впечатление безнадежности от этого угрожающего восклицания. Но тот же басок, теперь уже с явным ожесточением в голосе, изрек:

— Провезут? А куда провезут? К черту на рога?!

Теперь уже никто ничего не посмел возразить, тем более что подошел начальник эшелона капитан Тихонов вместе с дежурным по эшелону и во всеуслышание сказал:

— Вот, товарищи, мы и приехали. Дальше ехать некуда. За сопкой, в трех километрах отсюда, граница. Давайте разгрузимся тихо, бесшумно, чтоб не привлекать внимания кого не нужно…

Что значило это «кого не нужно», поняли не все, и чей-то голос выразил общее любопытство:

— А что тут, товарищ капитан, город какой или какое другое селение?

Капитан почему-то засмеялся в ответ на этот вопрос, заданный вполне серьезно, и сказал почти то же самое, что все уже слышали:

— Вот наступит рассвет, и сами все увидите.

Обладатель баска тотчас же отозвался из темноты с торжествующей ноткой в голосе:

— Ну, что? Не то ли я вам говорил?

Начальник эшелона и сопровождающий его командир отдали старшему по вагону указания о разгрузке и удалились. По тому, как скрипела под их ногами земля, Филипп определил, что почва здесь песчано-каменистая.

Прислушиваясь к удаляющимся шагам командиров, он позавидовал их умению свободно двигаться в такой кромешной темноте. «Я бы и пяти шагов тут не сделал», — подумал он о себе. Но это было преувеличением. Вскоре началась разгрузка. Из вагона пришлось вытаскивать тюки с продовольствием, оружие, корзины, наполненные посудой, тяжелые кипы каких-то бумаг.