Михаил Шевердин - Вверяю сердце бурям

Нет. Наргис принадлежит теперь по праву захвата — так говорится в коране пророка Мухаммеда — ему, Абдукагару, и он никому ее не отдаст. Разве халиф потребует ее обратно? Нет. Сеид Алимхан далеко, где-то скитается по степи и горам. И Мирза сказал, что она, Наргис, больше не жена эмира.

Теперь Наргис будет женой Абдукагара. Все!

Мирза не смотрел на несчастную. Он перебирал четки и ждал, что еще скажет ему мужлан и тупица Абдукагар. Мирза не намеревался спорить, вступать в дискуссии. Надо было только обставить казнь дерзкой большевички так, чтобы весь Туркестан содрогнулся, чтобы все женщины взвыли от ужаса, чтобы им неповадно было открывать лицо, забрасывать паранджу с чачваном в костер, чтобы женщины-мусульманки не лезли бы в Красную Армию.

Но расправиться с Наргис оказалось не так-то просто. На пути встал Кагарбек. И тогда Мирза тотчас после трапезы посылает срочно нарочного в соседний кишлак привезти жившего там в изгнании известнейшего и почтеннейшего ахунда.

Пусть ахунд судит женщину. Мирза не имеет звания казия и не может судить жен халифа. Он не судья.

Цель же была ясная и четкая. Судить Наргис так, чтобы весь свет содрогнулся.

Всякая, даже минутная отсрочка казни для осужденного — кусочек надежды.

Полная горестных и в то же время яростных размышлений, Наргис сидела все еще в темной от надвинувшейся тени нише — солнце уже клонилось к западу. Двор караван-сарая наполнился дымом и гарью от кипящего бараньего сала с кунжутным маслом. От дыма першило в горле и бородачи, хлопотавшие у свежуемых бараньих туш, кашляли с каким-то особым надрывом.

Перхающие звуки болью откликались в сердце Наргис. Бандиты сейчас оживлены и хлопотливы — режут и потрошат баранов, кашляют нарочито громко, мрачно развлекаются. С каким же любопытством будут они смотреть на казнь, ее казнь, когда придет ахунд.

Отчаянно думала Наргис и ничего не могла придумать.

Мелькнула, было, надежда, когда к Наргис приставили двух карнапских старушек: женщина скорее поймет женщину. Но старухи оказались глухими или прикинулись глухими. Они не отзывались ни на какие просьбы Наргис и цепко держали ее, не пропуская ии малейшего ее движения. Старухи увели Наргис в помещение одной из эмирских купален. Выломанная кем-то дверь позволяла видеть и слышать все, что происходило во дворе.

Время тянулось черной тоской.

Но к вечеру привезли ахунда. Абдукагар приветствовал его появление шумно, но пренебрежительно.

«Эге, у господина ахунда ногн, руки дрожат — будет богатым».

Но ахунд что-то заупрямился, к радости Наргие. Никак не хотел заниматься делом, особенно узнав, что Наргис жена халифа. Мирза монотонно зудел что-то, а Кагарбек в конце концов рассердился и заявил:

— Получите шесть баранов, а нет, убирайтесь пешком, А мы тут сами порешим. Кто затащил осла на крышу, тот сам спустит его на землю.

То ли шесть баранов подействовали, то ли не было сил идти по ночной степи на слабых, старческих ногах три таша, но ахунд согласился.

Мужество делает ничтожными даже удары самой судьбы.

Демокрит

Судилище над Наргис состоялось в Карнапе. Здесь были ахунд, имамы и Мирза. Привезли каких-то биев, двух-трех имамов. Кагарбек занял скромно последнее место.

Только ахунд раскрыл рот, чтобы сказать слово, как за воротами прогремел выстрел... По двору побежали люди, щелкая затворами винтовок.

Ахунд весь затрясся и простонал:

— Отказываюсь... Отрекаюсь... Мы ученый. Отпустите нас!

— Ученый?.. Мудрец из мудрецов. Ученый без дела. Пчела без меда,— рявкнул Кагар на совсем уж смутившегося ахунда и побежал отдавать распоряжения.

Поднялась суматоха. Седлали коней. Кагарбек вопил:

— Давно надо было!.. Красные уже тут!

За стеной поднялась стрельба. Имамы решительно встали к объявили:

— Казнить развратницу! Приступайте. Эй, несите веревки!

Старухи больно вцепились в руки Наргис.

Но Кагарбек отшвырнул от несчастной и имамов и басмачей.

— Уходите! Не пугайте меня. Я пуганый. Гром тучи собаке не во вред.

Бек Абдукагар был страшен, и все от него отступились.

Он приказал отвести Наргис во внутреннее помещение и предупредил старух: «Груди отрежу!»,— а сам кинулся в темноту.

Полыхали языки пламени в кострах, призраками метались вооруженные по караван-сараю, визжали пули. То все исчезали и стрельба удалялась. Тогда опять на глиняном возвышении появлялись кулями в белых чалмах судьи и начинали гнусавить. То ночь взрывалась стрельбой из винтовок и судьи растворялись во тьме. Куда-то бежал мелкими шажками ахунд с вытаращенными глазами, с развевающейся белой бородой. То врывался в кольцо света Абдукагар, страховидный, с карабином в руках, и рычал в окошечко, за которым сидела пленница: