Ладислав Мнячко - Смерть зовется Энгельхен

— Ну и водка, — попытался я пошутить, — а не пожалеете?

— Всю войну я берег ее от немцев, — услышал я его голос.

Он бросил это небрежно и все же подчеркивая каждое слово, напомнив мне Красного Лойзика, который, возвращаясь с задания, рапортовал Николаю: «Взорвал состав с боеприпасами…»

— Я горд, — продолжал «пан Геннеси», любуясь своей скромностью и своими заслугами, — что могу предложить эту фляжку раненому герою…

Мне захотелось дать ему в морду, но я не мог дать в морду, у меня вовсе не было сил, я лежал на животе совсем беспомощный. А из угла спросила женщина:

— Как вы думаете, вернутся немцы?

— Нет, не бойтесь… — ответил я, желая ее успокоить, а сам инстинктивно стал искать оружие. Но автомата рядом со мной не было. Женщины в углу заметили мое движение, они по-своему объяснили его себе. И оно подействовало на них сильнее слов. Одна из женщин запричитала:

— Наш Венца!.. Ведь убьют его…

Я вдруг разозлился. Кто посмел взять мой автомат И мне захотелось испугать эту женщину еще больше, сказать, что немцы убьют ее Веноушка наверняка. Но неприятный, какой-то гадкий голос «пана Геннеси» опередил меня:

— Вы гордиться должны, пани, таким сыном…

При этом «пан Геннеси» покровительственно похлопал меня по плечу, как бы в возмещение утраты оружия.

— Да вам, приятель, уж не пригодится этот автомат…

— Черт толстопузый, — накинулась на него перепуганная мать, — плетет тут чепуху, в погребе прячется, свою шкуру спасает, а невинные дети на смерть идут!

— Да замолчите вы! — прикрикнула самая красивая девушка на свете.

Что-то происходило с моей спиной, но ни видеть, ни чувствовать этого я не мог. Все смолкли — возможно, потому, что так приказала девушка, а то и потому, что где-то близко застрочил пулемет.

— Сходил бы кто-нибудь посмотреть, что там снаружи, — проговорил «пан Геннеси».

— Вот вы и идите, — крикнула мать Веноушка. — А то привыкли женщин и детей на смерть посылать!

— Не думаете ли вы, что я боюсь? — не слишком убедительно возразил единственный в подвале мужчина. — Я не то еще видел на Пияве, уважаемая пани…

Я услышал, вернее, почувствовал, как он осторожно, шаркая, цепляясь за стену, пробирается к выходу, — наверное, он дрожит, представляя, как вот сейчас на него бросится вся немецкая армия. Но он тут же возвратился, крича во все горло:

— Люди добрые, немцев и след простыл! На улице полно наших. Ура!

Ну и скотина! Он же еще кричит «ура». Его слова произвели большое действие на обитательниц подвала. — Я бы сказал, действие неожиданное для самого «пана Геннеси». Мать парнишки, который взял мой автомат, с новой силой напустилась на единственного в погребе мужчину.

— Не вам бы кричать «ура», пан Кроупа! Вам бы надо быть тише воды, ниже травы…

Да и остальные женщины, разом позабывшие свой страх, поддержали ее. Хороша, видно, птица этот пан Кроупа.

Но пан Кроупа упорно боролся за свою репутацию. Он выбежал, приговаривая:

— Нельзя же ему лежать тут, кровью истечет…

Бежал он гораздо быстрее, чем только что, но все же недостаточно быстро, и не мог поэтому не слышать замечаний и злых насмешек женщин, почувствовавших себя хозяйками положения.

— Забыл, как немцам задницу лизал…

— Надавать бы ему по шеям!..

Я с удивлением наблюдал за мгновенно переменившимися женщинами. Только что они в страхе жались в темном углу подвала, ожидая самого худшего. Одна вполголоса молилась о милосердии господнем, о сохранении жизни любой ценой… О чем думает она сейчас? Уж, верно, не о сохранении жизни, а скорее всего о том, чтό еще минуту назад готова была отдать милосердному господу богу за спасение жизни… Мать юноши, который взял мой автомат, сразу начала командовать, гнать женщин на улицу, и они слушались ее, не могли не послушаться, потому что опрометчивый, легкомысленный поступок ее сына теперь выглядел совсем иначе. Ведь жизнь его все еще в опасности!

С шумом и криком, не вполне еще доверяя добрым вестям, женщины бросились вверх по лестнице; обо мне позабыли, осталась только самая красивая девушка на свете. Я стал уговаривать ее идти с остальными.

— Тут где-нибудь должны быть наши. Пришлите их на мной…

Девушка не хотела оставить меня, я чувствовал, что ей стыдно за остальных, но я все же настоял, и она ушла. Я остался один. Около меня лежала фляга «Геннеси», ее позабыл тут пан Кроупа. Я хлебнул и стал ждать. Ну что я мог делать еще, как не ждать и не вслушиваться в шум доносящийся с улицы, который становился все сильнее? Долго никто не приходил, и меня это как будто даже не тревожило, но я разозлился, когда вприпрыжку примчался какой-то пан Кроупа с двумя другими мужчинами.