Андрей Татарский - Дневник из сейфа

— А я не только газетчик… — многозначительно произнес гость, но закончить фразу он не успел.

Девушка метнулась к ночному столику, выхватила из ящика маленький плоский «вальтер».

— Руки!

Изумленно пуча глаза, толстяк поднял руки.

— Но позвольте, фрейлейн…

— Кругом! Руки на затылок!

Быстро и умело, как учили еще в школе, на военных занятиях она обезоружила его.

— Курт! — стукнула она в стенку денщику.

— Именем фюрера! — остановил ее неожиданно властный голос. — Именем нашего фюрера запрещаю звать посторонних!

…Запрещает, он?!

— Молчать, вы! Жалкий русский шпион!

…Где же этот несносный Курт? Ах, да, на кухне, не слышит

Она отодвинула штору, чтобы позвать часовых, но так и не крикнула: жалкий русский шпион… смеялся.

— А знаете, милочка, вы почти угадали, я действительно какое-то время разыгрывал подозрительную личность. Что делать! Иначе ваш почтенный родитель вряд ли удостаивал бы меня своим обществом. — Он повернулся лицом к дулу, живот его наконец перестал колыхаться. — Однако, фрейлейн, если вас интересуют действительные мои негласные функции, потрудитесь запустить ваши божественные пальчики в мой левый нагрудный карман.

Поколебавшись, Грета осторожно приблизилась к нему и приставила пистолет к его лбу.

— Не двигаться!

Свободной рукой она извлекла из его кармана маленькую серую книжку с тисненым орлом, держащим в клюве свастику, раскрыла удостоверение и увидела гриф и печати абвера.

— Как?!

Дуло ее «вальтера» опустилось.

…Тайный сотрудник армейской контрразведки?!

— Ну? — нетерпеливо мотнул головой Ленц. — Долго мне придется держать руки в столь непристойном положении? Да еще перед дамой. — Он помахал в воздухе кистями и опустил их. — Извините, затекли.

— Минутку… — Грета поднесла документ ближе к свету, но не успела она вглядеться, как легкий, как бы шутливый удар по запястью выбил из ее руки пистолет.

Грета в страхе попятилась.

— Дорогая медсестричка, — Ленц укоризненно поцокал языком, — когда вам действительно представится случай взять на мушку врага, не забудьте снять курок с предохранителя.

И он вернул ей оружие. Девушка неуверенно протянула ему парабеллум, спросила, веря и не веря Ленцу:

— Но чем я могу быть полезной абверу?

— Не догадываетесь? — Он вытащил длинную экзотическую трубку и стал набивать ее табаком. — Весьма сожалею, фрейлейн, но мне поручено расследовать образ мыслей вашего отца.

— Но как вы смеете!

— На то, золотце мое, и существуют в рейхе разные осведомительские службы, — Ленц взял у нее свое удостоверение и небрежно сунул в карман, — дабы постоянно проверять друг друга.

— Если есть основания!

— О, их столько, что напрашивается вывод… — он выпустил синее кольцо дыма, дал ему растаять и тогда только закончил, — об измене.

— Слушайте, вы! — возмутилась девушка. — Если вы скажете еще что-нибудь в этом роде о моем отце, еще два слова — и я… я…

— Мне достаточно одного, — спокойно произнес он. — Рогге!

Грета отпрянула.

— Да, да, Эрих Рогге, один из лучших диверсантов СД, доблестный солдат Германии, брошенный своим начальником за решетку!

Горячая волна крови прилила к ее щекам, слабость подкосила колени. То, с чем пришел абверовец, было до дикости нелепо, но… Но, в самом деле, за что отец вдруг арестовал Эриха, героя войны, ее жениха, наконец. Как он мог?…

— Значит, Рогге в чем-то провинился, — прошептала она. И добавила еще тише. — Или папа ошибся…

— Ошибка? — ухмыльнулся абверовец. — А если преступление? А если под видом бдительности начальник СД устраняет преданных рейху людей?

…Боже, что он говорит!

— Что вы говорите! Вы не знаете моего отца! Штандартенфюрер всегда был…

— Был! Пока верил в победу. Но, кто знает, может быть, теперь, когда положение на фронте…

— Нет! Клянусь вам! Ведь я знаю его лучше всех, и потому…

— И потому, — толстяк вынул трубку изо рта и встал, — потому меня и прислали к вам. К вам! — повторил он многозначительно, давая понять, что ей оказывают особое доверие. — Ибо мы убеждены: функционерка «Союза германских девушек» не может уклониться от веления долга!

У некоторых фраз — особая сила. Еще не подумав над тем, что произнес Ленц, Грета одернула жакет, застегнула верхнюю пуговицу, больно защемив кожу на шее, вытянулась, словно ей скомандовали — «смирно!».

Толстяк отер платком взмокший лоб, плотно задернул штору и достал затрепанный блокнот.