Николай Прокудин - Романтик

Степан брал нервно трясущейся рукой стакан и двигался к трибуне на цыпочках с напряженным каменным лицом, движения — как у робота. В первый выход в зале раздалось несколько смешков, во второй выход количество смеющихся увеличилось, в третий — их стало еще больше. Зал ждал выхода Степана. Замполит полка сообразил: что-то происходит не так и выскочил к нам.

— Ты что творишь? С какой рожей ходишь по сцене? У тебя вид, как будто сейчас лопнешь от напряжения, двигаешься как ходячий памятник. Зал смеется. Спокойно, расслабься, улыбнись. Понял?

— Поняв, — обреченно вымолвил Томилин.

В четвертый раз он, выйдя на сцену, напряженно оскалился залу в вымученной улыбке. В клубе многие откровенно заржали. Начальник политотдела раздраженно замахал руками на Степана. Даже адмирал в президиуме проснулся, а Золотарев выскочил из зала и зашипел на нас:

— Марш отсюда! Чтоб я больше этого идиота не видел! Шуты гороховые! Уничтожу! Обоих.

Карьера выносильщика чая для Степана закончилась. Мы вылетели из клуба. Я ругался и одновременно дико смеялся. Томилин матерился и громко возмущался. Только отошли от клуба, как раздался громкий взрыв, затем второй, и от КПП поднялся столб дыма. Дежурный по полку выбежал из штаба и влетел в клуб. Оттуда выскочили командир полка, начальник штаба и помчались к въезду в полк, мы побежали следом. Из санчасти выехал УАЗик с медиками.

Произошло следующее.

Для встречи высокого руководства и обеспечения безопасности вдоль дороги разместили БМП разведроты и нашего батальонного разведвзвода. Машины заехали на минное поле вдоль дороги. Поставили их для солидности, чтоб показать вышестоящему начальству заботу. На БМП находились только экипажи. Один механик захотел до ветру, и вместо того чтобы все «свои дела» сделать прямо с машины, прыгнул на землю. Ногой попал прямо на противопехотную мину. Взрывом оторвало ногу, и тело отбросило в сторону, где он головой задел вторую мину. Вот и два взрыва. Теперь солдат лежал весь запутанный в проволоке-паутине, без ноги, без головы. Подогнали танк, сапер зацепил труп «кошкой» и вытащил на дорогу.

Вот так грустно и даже трагически закончилась отчетно-выборная партийная конференция дивизии.

Адмирал додремал первую половину дня, после перерыва его увезли в штаб армии на обед, и в полк больше он не вернулся. Хватит, отметился в действующей армии.

Разведчика кое-как собрали, за исключением головы, и отправили в «цинке» домой. Командованию разведроты крепко досталось за нарушение мер безопасности. А кто виноват? Всех солдат проинструктировали, что вдоль дороги минные поля и писать надо, не сходя с БМП. А парень застеснялся: недалеко кишлак, а сзади зенитно-ракетный полк, да и машины ездят. И вообще, бог его знает, почему он спустился.

Адмирал так и не узнал, во что обошлась его охрана, точнее показуха для солидности. Это место ведь днем совершенно безопасное.

Ромашицу благополучно избрали секретарем парткомиссии, а выговор в моей служебной карточке остался. Однако пока что скандал продолжения не имел. Посмотрим, что будет дальше.

Вскоре новые заботы заслонили вчерашние неприятности. Весь полк забегал, готовясь к выходу на боевые действия в Баграмскую «зеленку». Меня опять назначили исполнять обязанности замполита батальона, так как Грицина срочно заболел и попал в медсанчасть. Через пять дней я уже сидел на броне БМП, пыль и песок летели в лицо и, несмотря на опасность, я чувствовал себя счастливым. Радовался окончанию всей этой дури. Был конец декабря, скоро Новый год, и праздник предстояло провести явно не возле елки, а вокруг чужих виноградников, в далеком афганском кишлаке.

Самый любимый и самый веселый праздник — Новый год! Мы принялись к нему готовиться за неделю. Новый ротный (старший лейтенант Сбитнев) ухмылялся на наши приготовления, но не мешал. Комнаты офицерского общежития украшались, в казарме повесили гирлянды, на окна налепили всякую мишуру. Острогин у родственников в посольстве достал шампанское и сухое вино.

Но надежды рухнули 27 декабря. Тревога! Выход в Баграмскую «зеленку». Необходимо завести на заставы боеприпасы, продукты, заменить солдат. Вот вам и праздник. Раньше отдать приказ было нельзя? Двадцать дней дурака валяли. Вернемся домой в январе.

Сбитнев (каково с ним будет воевать?) был воспитанником третьей роты, а умением она не отличалась. Он собрал офицеров и весело сказал: