Николай Прокудин - Романтик

— Ха! Был постоянным читателем библиотеки или библиотекарши?

— Без намеков! Коздоеву на столе я конкуренцию не составлял!

— А на чем?

— Да пошел ты… — выругался я.

— Ну ладно, продолжай! — взмолился Острогин.

— Не составлял нигде, да и «пайсы» — столько не соберешь, тариф большой. Артюхин всех офицеров отшивал, мне намекал, что много читаю, а Мелещенко и Шерстнева открытым текстом на х… послал. Они с Олегом Шерстневым друг друга перед клубом за грудки трясли. А опасность от сержанта исходила: подчиненный Олежки с материальным предложением подошел, «дверочка-щелочка» и открылась безо всякой лирики… Эх! Всего два месяца девчонка продержалась в полку, но гонору поначалу было слишком много, прямо недотрога.

— Хм, еще какая дотрога.

— Продолжай треп, как события развивались, — потребовал Острогин. — Какое взыскание вынес Цехмиструк? По партийной или по половой линии?

— Нет, парткому ничего не обломилось. Вмешался в процесс Иван Грозный. Филатов рявкнул, что не допустит больше борделя в клубе, а то офицеры и солдаты в одной очереди окажутся. Пожадничала Натаха, сглупила, надо на Артюхина было запасть. До сих пор бы с книжек афганскую пыль сдувала. А так, где-то в Центральной России страдает, ее, бедолагу, такой характеристикой в дорогу снабдили, что только по прямому назначению работать. Хрен, куда примут с такой характеристикой и резолюцией: «Выслана из Афганистана за разврат и аморальное поведение».

— Вечно ваши политорганы ни себе, ни людям. Все потому, что органы без органов! Закрутила бы лучше с любым из замполитов полка. Какие орлы-то пропадают! Один «Борман», а другой «Муссолини». Осталась бы тогда служить, работать и подрабатывать, — хмыкнул Острога.

— Эх, любовь… — вздохнул Ветишин.

— А народ, и правда, говорил, что Золотарев был в списке желающих, но что-то обломилось ему. После всей этой истории командир приказал выбрать самую страшную из библиотекарей на пересылке и привезти в полк. Цехмиструк поехал, выбрал. Старше, сказал, не было и смеется, гад. Так и появилась гадалка-ворожея!

— Эта вот старая карга? — воскликнул Острогин.

— Какая старая, какая карга? Ей всего-то лет сорок пять — сорок семь от роду, — засмеялся я. — Выглядит так.

— Сережка! Веди нас на ведьмин шабаш, я согласен. Хоть в вертеп, хоть к черту в пасть! Все надоело! Хочу хотя бы чай попить в компании женщин, — заорал Серж. — На большее не претендую.

Вечером Острогана загнали в наряд — помощником дежурного по полку, вместо заболевшего Афанасия Александрова. Поэтому с конфетами, купленными Острогиным, пошли пить чай только мы вдвоем с Ветишиным.

Валентина, раскинув карты по столу, что-то бормотала, перекладывала, перетасовывала. Затем взяла мою руку и принялась рассматривать ладонь. Внимательно посмотрела в глаза и вынесла приговор:

— Парень! Тебе повезло. Очень повезло, у тебя длинная-длинная линия жизни. Жить будешь очень долго, все будет очень хорошо.

— Я останусь жив?

— Судя по всему — да. Только одно беспокоит — тут есть маленькая-маленькая прерывистая черточка на линии жизни. Если в молодости ты избежишь смерти, то жить будешь до девяносто семи лет!

— Избегу смерти в Афгане?

— Да нет, угроза жизни не тут, потом, после войны. Тут тебя даже не зацепят. Постарайся выжить после войны. А здесь у тебя не будет и царапины.

В комнате стоял полумрак, на столе горела свеча, и все было очень таинственно и впечатляюще. Четыре женщины хихикали в сторонке и явно посмеивались над нами.

— А почему девяносто семь, а не сто? Почему?

— Потому что, если скажу сто — не поверишь. Круглые даты называть — это ложь. Девяносто лет — это я тебе гарантирую. Главное, берегись в молодости, после войны. Верь мне — это обязательное условие! Я наполовину только хохлушка, а наполовину — настоящая цыганка! Все секреты и таинства мне известны!

— Да, ты, всем, наверное, по девяносто семь — девяносто восемь лет обещаешь? — усмехнулся Сергей.

Валентина резко взяла ладонь лейтенанта, взглянула и так же резко отвела в сторону.

— Тебе я этого не скажу сергей, даже в полумраке было заметно, стал резко бледнеть, руки задрожали.

— Сережа, не дрожи! Тебя не убьют, успокойся. Не убьют! Но линия жизни у тебя не длинная. Вот так-то. Не всем везет. Но и тебя в Афганистане не убьют! Только ранят.

— Ты всем говоришь, наверное, не убьют, а ребят все убивают и убивают! — заорал вдруг Сережка.

— Нет, я в этом случае ничего не говорю, я никогда не вру и не обещаю лишнего, — вздохнула гадалка. — Карты обещают вам успех, удачу, карьеру, звания. Но жизнь у обоих будет не одинаковая по продолжительности. Но оба вернетесь домой! А всех, кого должны были убить — уже убили. Я пока больше ни одной руки с печатью смерти не видела из тех, кто приходил сюда.