Николай Прокудин - Гусарские страсти

— Что, нам опять в городской «вертеп»?! Меня там сразу зарежут! Не поеду!

— Зачем в «вертеп»? Просто в гости — к Мирону. Как только он в наряд заступит, так и навестим его жинку!

Шмер бросил смятый окурок в переполненную пепельницу и пошел отсыпаться в общагу. А Ромашкин побрел в роту рассказывать об успехах нацианально-освободительного движения Африки в борьбе с проклятым империализмом.

…Время сладкой мести пришло через неделю.

— Никита, подъем! — заорал Шмер прямо над ухом Ромашкина.

— Чего орешь? Отстань! Я всю ночь не спал, глаз не сомкнул! То замполит полка в казарму ввалится, то Рахимов. Под утро Алсынбабаев зачем-то пришел. Дежурный по полку три раза ответственных собирал и нотации читал. Надоели!

— Сейчас ты вскочишь с кровати, как будто отдыхал неделю! Мирон в командировку уехал. В Келиту. Минимум, на неделю.

— Ну и что?

— Дурила! Все на мази! Я уже с ней договорился!

— С кем с ней?

— Дурила! С Наташкой! Жинкой Давыденко! Очнись, ну! Не то пойду один!

— Иди! — Никита укрылся одеялом с головой, ему было не до «сладкого». — Потом раскажешь. С подробностями.

Шмер плюнул, сказал «черт с тобой», потянулся до хруста в суставах и энергично подергал шеей, руками и ногами. Резво побежал во двор к крану с холодной водицей.

Эх, быт! Никаких удобств! Конец двадцатого века, а вода — во дворе, из ржавой трубы.

— Готов, как штык! — И штык готов! — Шмер по возвращении бодро сымитировал бег на месте. — Ты как, Никит, не передумал?

— Нет.

— Угу. А вот где бы мне в столь поздюю пору горячительным разжиться? И не водкой паршивой… Все-таки дама… Где бы, где бы? Не знаю даже!

— Все ты знаешь! Не ври!

Да, вчера к солдатику приезжал папик-грузин. Презентовал Ромашкину отменное вино и коньяк, правда барахольский, но все же коньяк. Плюс фрукты.

— Знать-то я знаю…

— Достал, ну! Дай поспать! Вино, фрукты, коньяк возьми из моего сейфа!

«Потом раскажешь. С подробностями».

Шмер и рассказал. Потом. С подробностями.

О, давненько не переживал он таких острых ощущений! Если честно и откровенно, то никогда! Были в его жизни три женщины, совсем еще девушки… Тот случай на свадьбе, вообще не в счет, в суете даже не понял толком, что и как произошло. Но эта! То есть Наташка! Ломовая лошадь! Она загоняла Шмера до седьмого пота!

После третьего захода Мишка спекся:

— Сейчас еще по коньячку, и баста! Хорошего понемногу!

По коньячку давыденковская жинка — легко! А насчет «и баста» — поняла с точностью до наоборот. То есть снова накинулась на Шмера, и снова — по полной программе. Сам же сказал — и баста… Каждый слышит и понимает в меру своего… темперамента.

Но даже молодой неутомимый организм Шмера подустал. В одном месте натерлось, в другом зудело, в третьем саднило.

— Эй, юноша бледный со взглядом горящим! Хорош сачковать! Сам сказал: и баста!.. Вот скажу Мирону, что ты бездельник и лентяй. Накажет за недобросовестное исполнение служебных обязанностей!

— Не скажешь! Он из тебя враз отбивную котлету сделает!

— Не-ет, Мирон меня лю-у-убит, все прихоти исполняет. Это он тебя изуродует, если вдруг узнает…

— Да? А про «вертеп» Мирон в курсе? — выложил козырь Шмер.

— В курсе, в курсе. Но без подробностей. Шальные деньги не скроешь. Я говорю, что танцую и пою в эротическом костюме.

— Верит в танцы? — усмехнулся Шмер.

— Не знаю. Делает вид, наверное. Просто убедил себя в моей верности. Но того, кто пронюхает и будет болтать, чем я занимаюсь, уничтожит. Ему в Академию нужно поступать. Меня, конечно, поколотит, но не убьет, ни за что! Я его приворожила! Ведь есть чем, согласись? — она огладила себя по груди, качнула голыми бедрами.

Да уж, Миша, попал ты в руки мастерицы-профессионалки, любящей свое ремесло. Даже «вертеп» для нее, как сама призналась Шмеру, — не работа, а хобби. Кто-то любит детей, а кто-то сам процесс. Кому-то доставляет удовольствие шить, другим вязать или печь пироги. Кто-то болен выращиванием комнатных цветов, встречаются даже особи, обожающие рыбалку. А Наташка любила «скребалку» и «скреблась» каждый день по несколько раз и «самцов» меняла без разбора.

Убедившись, что сегодня от усталого офицерика больше ничего путного (вернее, беспутного) не добиться, она выставила его за дверь:

— Что б завтра был у меня после двадцати трех часов. Ни минутой позже! Тренируй «аппарат», мальчик! Такой молодой, а не набрал спортивную форму. Надо меньше пить и зарядку делать по утрам!