Эдуард Ростовцев - Час испытаний

— Август, вы прекрасный лектор, но плохой хозяин, — воспользовавшись паузой, заметил Хюбе.

Норте непонимающе уставился на штурмбаннфюрера.

— Вы стали скрягой, милый доктор. Или у вас кончился запас шоколада?

Норте засуетился. Он открыл небольшой шкафчик, и перед Галкой появились красочная бонбоньерка с шоколадными конфетами, ваза с фруктами и бутылка вина.

— Прошу извинения, — расшаркался маленький гестаповец, придвигая к девушке фрукты. — Я был так польщен вашим вниманием, что забыл обо всем.

Вначале Галка хотела отказаться от угощения, но, заметив, что Норте, явно жадничая, не торопится открывать бонбоньерку, решительно придвинула конфеты к себе. Норте даже переменился в лице.

— Продолжайте, Август, — пряча улыбку, сказал Хюбе. Он подошел к столу, взял несколько конфет и, подмигнув Галке, вернулся на диван.

Маленький Норте снова засеменил по комнате, искоса бросая на девушку тревожные взгляды. Бонбоньерка пустела с удивительной быстротой.

— Э… э… э… На чем мы остановились? Ах, да! Последнее время нам приходится сталкиваться с фанатически настроенными элементами. Как правило, эти люди с поразительным хладнокровием относятся к своей участи. Вместе с тем у них, как это ни странно, чрезвычайно развито чувство собственного достоинства. Они им прикрываются как щитом. Выбейте этот щит, и они станут мягкими, как воск. Методы первой степени здесь бессильны. Мой коллега — гауптштурмфюрер Рейнмайер полагает, что к таким субъектам следует применять метод чисто физического воздействия. Но я стою на иной точке зрения. Безусловно, Рейнмайер специалист нашего дела, однако его методы несколько рискованны. Я не буду останавливаться на них.

— Зачем вы мне все это говорите? — спросила Галка.

— Вы хотели познакомиться с нашей работой, — хмыкнул за ее спиной Хюбе.

— Я ничего не хотела.

Но Норте не слушал ее или сделал вид, что не слышит. Он продолжал:

— В отличие от Рейнмайера, я применяю методы, которые мы относим ко второй степени. Эти методы не исключают применения умеренного физического воздействия, однако здесь основным моментом является опять-таки воздействие психологического порядка. Вот один из примеров. Подследственного сажают в невысокий ящик, в котором он может расположиться только на четвереньках. В одной из боковых стенок делаются отверстия, в которых неподвижно крепятся голова и кисти рук. После трех—четырех дней пребывании в таком положении подследственный становится безразличным ко всему, кроме еды. Если этого недостаточно, то через равные промежутки времени, скажем, через каждые два часа, ему наносят серию ударов средней степени. Тут опять-таки главное не сама боль, а ожидание ее. Это ожидание усугубляется тем, что перед подследственным стоят часы с громким ходом. Тик-так, тик-так. Каждая секунда приближает очередную экзекуцию…

Галка не слышала, как за ее спиной открылась и закрылась дверь. Ковер скрыл медленные шаги.

— Ортынская рассказала о вашей деятельности, госпожа Адамова, — услышала она вкрадчивый голос Хюбе.

Галка резко обернулась и увидела Зинаиду Григорьевну. В тот же миг ваза с фруктами упала на пол. Девушка успела заметить, что вазу опрокинул Норте. Но только позже она поняла, что гестаповец сделал это умышленно, сделал так, чтобы со стороны казалось, будто вазу опрокинула растерявшаяся Галка. Норте не зря хвастал своим «психологическим» методом. Он учел все: и беззвучно открывшуюся дверь, и опрокинутую вазу, и даже конфету, застывшую в Галкиной руке. Гестаповцы, видимо, не надеялись, что очная ставка поколеблет упорство «хозяйки ателье», они только хотели проверить свои подозрения. Одно слово измученной десятидневной пыткой женщины решало Галкину участь. Достаточно было Зинаиде Григорьевне на какую-то долю секунды поверить в ее предательство, достаточно было негодующего взгляда арестованной — одного только взгляда — и Галка уже бы не вышла отсюда.

— Ортынская просила уволить ее от встречи с вами, — глядя на Галку, продолжал штурмбаннфюрер. — Но мы были вынуждены прибегнуть к очной ставке. Надеюсь, Галина Алексеевна извинит нас.

У Галки пересохло в горле. Она хотела что-то сказать, но язык не поворачивался. Она не могла отвести взгляда от Зинаиды Григорьевны, от ее осунувшегося, необычно бледного лица с глубоко запавшими воспаленными глазами.

— Вы повторяетесь, Хюбе, и довольно неудачно, — тихо, но уверенно сказала Адамова. — Эта девчонка — не лучший ваш агент. Я ей не верила с самого начала. Не пойму, зачем вам было приставлять ко мне второго шпика. Первый вполне справился со своей ролью. Не в пример этой девке, он был прекрасным артистом. До самого ареста я даже не подозревала, что старый крановщик…