Эдуард Ростовцев: Завещание профессора Яворского

Эдуард РОСТОВЦЕВ

ЗАВЕЩАНИЕ ПРОФЕССОРА ЯВОРСКОГО

На первый взгляд дело не стоило выеденного яйца - ординарное хулиганство, и жаловаться по начальству на нерасторопность Мандзюка было неразумно. Галина понимала, что у сотрудников уголовного розыска Шевченковского райотдела предостаточно забот без Анатолия Зимовца, которого задержали вечером 28 июня в нетрезвом состоянии и с которым вряд ли стоило тотчас разбираться - весь следующий день он приходил в себя, задав немало хлопот врачу следственного изолятора. Судя по всему, у парня было алкогольное отравление, что объясняет (но, разумеется, не оправдывает) совершенное им деяние: напился до умопомрачения и не ведал, что творил.

Но это было лишь предположение, поскольку Анатолия еще не допрашивали - дескать, не до него сейчас, - а Галине, которая тоже, между прочим, не бездельничала и, тем не менее, нашла время приехать в райотдел, Мандзюк отказал в беседе с задержанным. Анатолию исполнилось восемнадцать лет, и отныне он уже не мог рассчитывать - как не без сарказма заметил Мандзюк на заступничество сердобольных тетушек из инспекции по делам несовершеннолетних. Тут жаловаться можно было только на непонимание начальником Шевченковского угрозыска роли и значения инспекции. Но Галина не хотела мелочиться. Тем более, что Мандзюк вскоре пошел на попятную и предложил решение, которое должно было устроить всех. Но все-таки эта история не выходила у нее из головы.

С Анатолием Зимовцем она познакомилась год назад, когда парнем еще могли были заниматься "тетушки" из Шевченковской инспекции, где в ту пору Галина проходила практику. Варвара Степановна Химченко - начальник инспекции доверила ей разобраться со всеми "художествами" Зимовца, так как видела в ней не только практикантку, но и коллегу - тем летом Галина окончила вечернее отделение юрфака, и вопрос о ее переводе из секретариата городского Управления внутренних дел в инспекцию по делам несовершеннолетних был предрешен. И Галина разобралась с Зимовцем как нельзя лучше (это было общее мнение), хотя попыхтеть пришлось изрядно: характер у Анатолия был нелегкий. К тому же он обиделся на участкового инспектора и свою обиду переносил на всех работников милиции. В какой-то мере его можно было понять - участковый обвинил парня чуть ли не во всех смертных грехах. Если бы тогда она приняла за чистую монету все, что изложил в своем рапорте участковый, Анатолия следовало бы привлечь к уголовной ответственности: хулиганство, мошенничество, вымогательство. Но вот что установила она, тщательно проверив все факты.

Несколько лет назад отец Анатолия - высококвалифицированный слесарь-монтажник Иван Прокофьевич Зимовец - получил тяжелую травму, в результате которой стал инвалидом. И если бы не искусство известного нейрохирурга, профессора Яворского, сделавшего Ивану Прокофьевичу очень сложную операцию, вряд ли бы остался в живых.

Больше двух лет Иван Прокофьевич пролежал в гипсовом панцире, прежде чем смог подниматься, ходить на костылях. Беда, как известно, не приходит одна: отец еще лежал в больнице, когда в родительский дом вернулась, да не одна, с грудным ребенком, старшая сестра Анатолия - Тамара, не выдержавшая бесконечных ссор с мужем-пьяницей. Натерпевшись всякого, потрясенная несчастьем с отцом, укорами матери и - как ей казалось - собственной никчемностью, Тамара пыталась наложить на себя руки. Мать Анатолия и Тамары, отличавшаяся крепким здоровьем, наверное, свалилась бы с ног, если бы не сын. Анатолий безропотно принял на себя заботы по дому: ходил в магазин, убирал, стирал, возился с племянником, присматривал за сестрой как бы снова глупостей не наделала. Было туго с деньгами, и он стал подрабатывать переплетным ремеслом, которому его обучил товарищ отца. У Анатолия были умелые руки, завидное терпение, книги он любил с детства и вскоре от оформления студенческих рефератов, курсовых и дипломных работ (заказчиков направлял к нему сосед-аспирант) перешел к переплетению обветшалых фолиантов из обширной библиотеки профессора Яворского. Наловчившись делать красивые переплеты из коленкора, да не какие-нибудь с тиснением, он выпрашивал у товарищей, заказчиков комплекты старых журналов, брошюровал их, одевал в такие вот переплеты, а затем продавал на книжном рынке. Вырученные деньги Анатолий отдавал матери.

После того, как Ивану Прокофьевичу разрешили ходить, он недолго искал применение своим, увы, отныне ограниченным возможностям: пошел в подмастерья к сыну, а, овладев переплетным ремеслом, освободил Анатолия от значительной части работы - парню надо было еще учиться и учиться.