Лотар-Гюнтер Буххайм - Подлодка [Лодка]

Штурман орет:

— Там еще несколько!

И показывает на воду перед носом пылающего танкера. Я вскидываю бинокль: там плот с двумя моряками на нем.

Я смотрю на них, не отрываясь, не менее полминуты. Никакого шевеления. Они, без всякого сомнения, мертвы.

Но вон там! Черные бугорки — они плывут!

Второй вахтенный офицер тоже переводит бинокль в их направлении. Старик не сдерживается:

— Ради бога, смотрите в свою сторону! Вы, кажется, должны наблюдать за кормовым сектором.

Не эти ли крики я слышал сквозь треск огня? Один из пловцов на миг поднимает из воды руку. Другие семеро — нет, десять — человек похожи на плывущие черные мячи.

Ветер опять наклоняет к поверхности полотнища маслянистого дыма, и я теряю пловцов из виду. Потом они снова показываются. Сомневаться не приходится — они стремятся к нашей лодке. Позади них красные языки растекшегося по поверхности горючего распространяются все шире и шире во все стороны.

Я взглядываю искоса на командира.

— Чертовски опасно, — слышу я его бормотание, и я понимаю, о чем он. Мы подошли слишком близко. Становится очень жарко.

Две или три минуты он не произносит ни слова. Он берется за бинокль, снова опускает его, мучительно пытаясь принять решение. Наконец голосом таким хриплым, что он походит, скорее, на кашель, он приказывает обоим дизелям дать задний ход.

У людей в машинном отделении, должно быть, глаза на лоб полезли от удивления. Задний ход — такой команды еще никогда не поступало. Это небезопасно: теперь мы не сможем быстро скрыться под водой — для ускорения аварийного погружения наши рули глубины, способны использовать лишь инерцию лодки, движущейся вперед.

Полыхающее горючее растекается по поверхности быстрее, чем плывут люди. У них нет ни шанса на спасение. Огонь на воде выжигает кислород в воздухе над ней. Задохнуться, сгореть заживо и утонуть — каждый, кого настигнет море огня, погибнет сразу тремя способами.

Какое счастье, что шум пожарища и глухой рев отдаленных взрывов заглушает их крики.

Озаренное красным лицо второго вахтенного несет отпечаток ужаса.

— Не могу понять, — глухо произносит Старик. — Никто не снял их…

Я тоже не могу найти этому объяснений. В продолжение всех этих часов! Или они надеялись спасти корабль? Может быть, после попадания он оставался еще управляемым? Может, он мог еще делать в час несколько узлов. Возможно, они пытались справиться с огнем в надежде, что им удастся спастись от вражеской субмарины. Я вздрогнул, представив, что довелось пережить этой команде.

— Теперь мы даже не узнаем ее имя! — слышу я голос Старика. Он пытается быть ироничным.

К моему горлу подкатывает тошнота. Перед глазами стоит человек, которого я помог вытащить из огромного озера нефти, заполнившего акваторию гавани после воздушного налета. Он стоял на пирсе и блевал, сотрясаемый судорожными спазмами и стонами. Полыхавшая нефть обожгла его глаза. К счастью, прибежал матрос с пожарным шлангом. Он стал смывать с него маслянистую слизь под таким напором, что несчастного калеку сбило с ног, и он покатился по камням подобно бесформенному черному тюку.

Внезапно корма танкера приподнялась, словно ее высунули высоко из воды. Она стоит немного времени, как отвесный утес посреди охваченного огнем океана; затем, провожаемая прощальным салютом двух или трех глухих взрывов, она с ревом уходит в воду и скрывается из виду.

Спустя несколько секунд океан смыкается над тем местом, где затонул корабль, поглотив огромное судно, словно его никогда и не было. Никого из пловцов тоже не видно.

Наши люди, находящиеся внизу, внутри лодки, могут теперь слышать симфонию разрушения, ужасающие стенания, треск и скрежет, взрывы котлов, разламывание трюмов. Какая глубина в этом месте Атлантики? Пять километров? Уж точно не меньше четырех.

Командир приказывает разворачиваться:

— Здесь нам больше нечего делать!

Дозорные на мостике опять заняли привычные места. Они неподвижны, бинокли подняты к глазам. Впереди над горизонтом растекается тусклое красноватое свечение, вроде того, что отбрасывают ночью на небо большие города. А на юго-западе что-то сверкает, озаряя свои блеском небо едва ли не до зенита.

— Штурман, занесите в журнал: «На двухстах тридцати градусах заметны отблески огня». Укажите корабельное время. Там действуют другие лодки. Мы только посмотрим одним глазом, что это за иллюминация, — негромко добавляет он в мою сторону и отдает команду держать курс на мерцающие сполохи.