— А стон слышишь?
— Какой стон?
— Значит, не слышишь, — разочарованно произнес Кравцов и добавил: — Раньше я тоже не слышал, а сейчас улавливаю: стонет, плачет…
Бугров чуть не рассмеялся — ему показалось, что Кравцов затеял с ним какую-то шутку, но лицо командира полка было серьезно.
— В госпитале я слышал, — продолжал Кравцов, — как бредят тяжелораненые. Это невыносимо… Лежал со мной капитан. Ему выше колен ампутировали ноги, гангрена началась… Слышу, стонет, потом заговорил. «Мама, — зовет мать, — ты, — говорит, — посиди тут, а я сбегаю в аптеку… Ты не волнуйся, — говорит, — я мигом, одна нога тут, другая там». Всю ночь он бегал то в аптеку за лекарством, то наперегонки с каким-то Рыжиком, то прыгал в высоту, смеялся, плакал. А утром пришел в сознание, хватился — ног и нет и захохотал как безумный… Потом три дня молчал, а на четвертый, утром, посмотрел как-то странно на меня и говорит: «Ты слышишь, как стонет кровать? Это земля от бомбежки качается. Чего же лежишь, у тебя есть ноги, беги скорее на передовую, иначе они всю землю обезножат». И начал кричать на меня… — Кравцов ткнул окурок в снарядную гильзу-обрезок, помолчал немного и перевел разговор на другое: — Так, говоришь, не соглашается этот Дробязко в ординарцы?
— Ну мало ли что! — махнул рукой Бугров. — Если каждый будет… — Он прошелся по чуланчику, соображая, что будет делать каждый, если ему дать волю. Но сказать об этом не успел. На пороге появился ефрейтор Дробязко. — Вот он, — сказал замполит. — Заходите, подполковник ждет вас. — Бугров подмигнул Кравцову и вышел из чуланчика.
На Дробязко были большие кирзовые сапоги, широченные штаны; из-под шапки, которая тоже была великовата, торчали завитушки волос, и весь он показался Кравцову каким-то лохматым, будто пень, обросший мхом. Стоял спокойно и смотрел на подполковника черными глазами.
— Что за обмундирование? — сказал Кравцов, окидывая строгим взглядом с ног до головы ефрейтора.
— Другого не нашлось, товарищ подполковник, — ответил спокойно Дробязко. — Размер мой, сами видите… мал. Советовали умники надеть трофейные сапоги… Послал я этих умников подальше… В своей одежде, товарищ подполковник, чувствуешь себя прочнее.
— Это верно, — проговорил Кравцов, пряча улыбку. — Только пока ты больше похож на пугало, чем на красноармейца. Ну ладно, это дело поправимое. Расскажи-ка о себе. В боях участвовал?
— Бывал…
— Где, когда?
— Морем шел на Керченский полуостров. Топил маленько эту семнадцатую фрицевскую армию. Был ранен, лежал в госпитале, а по выходе потянуло в свою часть, к Петушкову. А оказалось, наш Дмитрий Сергеевич на дивизию поставлен…
— В ординарцы ко мне пойдешь? — спросил Кравцов.
— Нет.
— Это почему же? — Кравцов пристально посмотрел на ефрейтора. — А если прикажу?
— Ваше дело, товарищ подполковник. Прикажете — выполню. Только лучше не приказывайте…
— Интересно! — Кравцов помолчал. — Но почему все-таки ты не хочешь? Что за причина?
— Нельзя мне служить в ординарцах. — В глазах Дробязко мелькнуло что-то неладное. — Не бойцовское это дело — в блиндаже отсиживаться…
«Ах вот оно что… «В блиндаже отсиживаться…» — подумал Кравцов, принимая слова ефрейтора по своему адресу и чувствуя, как закипает в душе злость. Захотелось тут же отчитать этого лохматого пария, отругать последними словами. — «В блиндаже отсиживаться…»
Кравцов тряхнул головой. Дробязко смотрел на него спокойно, изучающе. «В блиндаже отсиживаться…» Кравцов постучал кулаком в стенку.
— Бугров, зайди… — И к Дробязко: — Комсомолец?
— Билет имею, товарищ подполковник.
— Билет… — протянул сухо Кравцов, в упор разглядывая ефрейтора.
Дробязко неожиданно заморгал и покосился на вошедшего Бугрова.
— Оформим, Александр Федорович, этого гвардейца в разведвзвод, — показал Кравцов на Дробязко. — Только переодеть надо.
Дробязко пулей вылетел из домика.
— Что за пугало, чуть с ног не сбил! — проворчал вошедший в домик капитан Сучков. — Катышек какой-то.
— Не какой-то, а твой подчиненный, — сказал Кравцов, прикрепляя к шинели подполковничьи погоны. — Так что, Иван Михайлович, оформляйте в разведвзвод. Вам везет, Иван Михайлович, — с усмешкой добавил Кравцов.
— А что, и на самом деле везет, значит, — похвалился Сучков. — У лейтенанта Сукуренко, несмотря на ее росток, коготок остер. К тому же владеет немецким языком. Я ее знаю давно.
— Иван Михайлович, а откуда же?
Читать дальше