Николай Камбулов - Обвал

— Я не знаю тебя, уходи!

— Я ваша старая любовь, Эрлих Зупке! Хилли, я теперь председатель «Союза землячества»… По распоряжению профессора Теодора — а он теперь у нас член правительства, министр по перемещенным лицам — принес тебе приглашение на завтрашний сбор в Мюнхене. Хилли, для нас Европа не кончается на Эльбе, равно как и в Богемском лесу… Дойчлянд, дойчлянд алес! — возвысил голос Зупке и бросил на стол пухлую черную папку. — Вот тебе работа. Надо отредактировать. И ты получишь от Теодора особняк на берегу Изары…

Хилли охватило леденящее чувство от этой неожиданной встречи: она думала, что старик Ланге опознает Эрлиха Зупке и конечно же потом, докопавшись до ее прошлого, порвет контракт, вышвырнет ее из своего дома…

— Да ты наплюй! — словно бы угадав ее мысли, продолжал Зупке. — Читай! — Он развязал папку. — Читай, а я подремлю в кресле.

Она с неохотой взяла рукопись и стала читать через пять, десять страниц, и то лишь выделенные, подчеркнутые строки:

«Доказательства лжи… Не Гитлер, а поляки начали вторую мировую войну… Не было никакого нападения на Россию в июне 1941 года…» Отлистала еще несколько страниц, опять подчеркнутое бросилось в глаза: «Гитлер был гуманен к немецкому народу, он был ярый противник политики государственного терроризма…»

Она, захлопнув папку, закричала во весь голос:

— Пробуждение! Пробуждение! Эрлих, во мне окончательно пробудилась совесть!

— Что и требовалось доказать! — по-своему оценил слова Хилли Зупке. — А фюрер найдется! Хайль! Я приеду за тобой без опоздания, будь готова, моя любовь…

Не успела Хилли поднять головы — со свистящим грохотом на низкой высоте над двором промчались самолеты, тугим, горячим воздухом прижав к земле молодые деревца, цветы на клумбах.

— Союзники! Не слишком ли они далеко залезли от своих штабов?.. — громко отозвался Ланге. — Иногда мне кажется, будто я и дома и не дома: там забор и тут забор, запретные зоны.

Хилли посмотрела на топку, где догорела рукопись, где тлели отдельные, несгоревшие страницы.

— Гаси искру, пока не занялся огнем весь дом, — прошептала Хилли и, зачерпнув совком побольше пепла от сгоревшей рукописи, прокричала в окно: — Эрлих, я уже собираюсь, иду!

— Ты спалила мою рукопись?! Что я скажу господину Лемке! Ведь я получил от него большую сумму под будущую книгу.

С этими словами Зупке выскочил со двора, словно бы за воротами кто-то его ждал и ему нельзя было задерживаться.

Во двор вошел рослый, голубоглазый, с черными усиками мужчина. Он наклонился к Хилли:

— Представлюсь, фрау, чиновник местного самоуправления Гарри Лоренц… Вы должны зарегистрироваться, непременно указать свою профессию. Вот здесь укажите профессию. — Он подал ей бланк.

Она написала на бланке: «Безработная». Чиновник щелкнул каблуками, затем сощурил глаза и, уходя, бросил:

— Так уж и ничем не занимаетесь?..

Гарри появился на вилле Теодора во второй половине дня, за два часа до захода солнца, и сразу поинтересовался у старика-привратника, не приехал ли профессор, на что старик ответил:

— Звонил, скоро должен появиться. Определенно, — буркнул толстоногий привратник и тут же, взглянув на свои карманные часы в золотом корпусе, отправился к железным воротам, которые открыл на весь распах. Во двор въехал новенький, поблескивающий в лучах закатного солнца «мерседес», увенчанный флажком дипломатической неприкосновенности. Старик, когда машина остановилась и он закрыл ворота, трусцой подбежал к «мерседесу», распахнул дверцу — из машины вышел Теодор и, заметив Гарри, стоявшего у крыльца островерхого дома, сказал:

— Ты, Гарри, обязан убедить Эрлиха Зупке, что Хилли нужна мне живой, чтобы я потом вовсе не думал о ней. Она для меня крайне опасна, может написать книгу, выболтать… Это при теперешнем моем общественном положении!.. Я не опасаюсь иностранных авторов, их можно опровергнуть. Но своих, немецких, почти невозможно…

Со стороны Изары накатывались сумерки, чувствовалась прохлада.

— Мне надо отдохнуть. А ты езжай к Зупке. Непременно скажи ему, что Хилли возьмется, и пусть не думает о сроках. Я сам вмешаюсь. Езжай, мой друг. Такую книгу мы должны иметь.

Гарри тут же уехал.

Почти неслышно к Теодору подошел старик-привратник, набросил на профессора теплый плед, подкутал со всех сторон и присел на краешек скамейки.

— Старик, — обратился к Ленцеру Теодор, — я окончательно пришел к выводу: делить власть с кем-то — это все равно что не иметь ее вовсе… Сейчас же позвони господину Фуксу, передай: жду его завтра на вилле пополудни. Когда он приедет… да, да, когда появится, ты найди удобный случай, заправь его машину моим горючим.