— Верно, Костя. Но фашисты остаются фашистами, что им человеческая кровь, горе народа, его страдания!.. Одним словом, Костя, ты прав — бешеные!
Шнурков вздохнул:
— Неужели и после этой войны фашисты объявятся на земле?
— Не знаю, Костя.
— А я знаю: перемрут они, подохнут.
— Едва ли.
— Подохнут… Как же им не подохнуть, коли на земле наступит мир? Воздух будет не тот, и они задохнутся.
— Ну если воздух будет другой, атмосфера другая, тогда вполне возможно, Костя…
* * *
Акимов, выслушав Кравцова, сказал:
— Верно, бешеные!
Кашеваров поддел Акимова:
— А вы, Климент Евграфович, говорили о гуманизме. Да они и слова этого не понимают. И поймут ли когда-нибудь, трудно сказать. Разрешите подать сигнал к атаке?
— Но ведь у них нет даже пушек! На что они рассчитывают, отвергая капитуляцию? — колебался Акимов. Он знал обреченность противника, знал потери немцев: уничтожено и захвачено много танков, орудий, самолетов, вражеские трупы усеяли Сапун-гору, предместья и улицы Севастополя. И после этого отвергать капитуляцию?!
— Разрешите подать сигнал к атаке? — повторил Кашеваров. — Время подошло, товарищ генерал. Наше время… Время победы…
— Разрешаю, Петр Кузьмич. — Акимов вытер платком лицо, взял бинокль и прильнул к амбразуре.
Огненные струи «катюш» перечертили Херсонес, перечертили от края до края.
Акимов, вспомнив, что, по подсчетам оперативников, у Енеке осталось не меньше 30 тысяч солдат и офицеров, в сердцах бросил:
— Преступник! Жалкий игрок!
* * *
Огневой удар изо всех видов оружия длился около часа. За это время Енеке не проронил ни слова: он молча гладил овчарку да исступленно поглядывал на фон Штейца, которому не терпелось выскочить из бункера и повести за собой залегшие под обстрелом войска. Наконец Енеке, сидевший у амбразуры, резко встал и… пристрелил собаку.
— Фон Штейц, теперь наш черед! Мы поднимем войска, бросим на русских! — Генерал выскочил из бункера. — Мы поднимем! — повторил он.
В этот момент «катюши» прекратили огонь, и Енеке услышал сквозь ослабевший гул:
— Немцы! Вы обречены! Складывайте оружие! К вам обращается немецкий офицер Густав Крайцер. Русские гарантируют вам жизнь и отправку на родину…
Енеке выпучил глаза на фон Штейца.
— Фон Штейц! — крикнул он. — Где твоя агитация?! Черт бы тебя побрал, за мной!..
Фон Штейц, еле поспевая за генералом, думал: «О Германия! Похоже, национал-социалистские идеи покидают солдатские души!» Однако он бежал, не отставая от Енеке, старался быть с ним рядом. Зачем и для чего быть рядом, он не задумывался, бежал и бежал до тех пор, пока не увидел справа и слева выброшенные солдатами белые флаги…
— Изменники! Убрать! Расстреляю! Вперед!
— Господин генерал! — позвал Штейц Енеке.
Но тот уже его не слышал: он лежал на бугорке раненный, зажав руками уши. Когда фон Штейц увидел все это — и лежащего Енеке, и на скате бугра лес солдатских рук, поднятых кверху, похоже, по призыву не знакомого для него Крайцера, — он повернул назад с целью достичь берега и там сесть на корабль, но сделал лишь десяток шагов и упал, сраженный насмерть то ли пулей, то ли осколком. Коробочка с тринадцатью синеватыми серебристыми осколками выскочила из кармана.
Часа через два бой утих. По всему Херсонесу пленные строились в колонны, не выпуская из рук белых флагов…
Густав Крайцер, сидевший до этого в окопе со своим передатчиком, поднялся из укрытия и подошел к распластанному фон Штейцу, заметил жестяную коробочку, поднял ее, открыл и, увидев в ней осколки, пересчитал их, затем прочитал надпись на крышке коробочки: «Эрхард! Помни — реванш». Крайцер долго смотрел на эту надпись, потом с гневом бросил коробочку на землю…
Капитану Отто Лемке и лейтенанту Цаагу повезло — их быстроходный катер ушел из-под обстрела грозных, прилипчивых «илов».
* * *
Колонны пленных все шли и шли, шмурыгали по земле ослабевшими ногами. Комдив Петушков, выглядывая из КП, с нетерпением ждал, когда пройдет последняя партия.
Нежданно-негаданно на КП вошел полковник, крепыш с виду, с выражением доброты на широком лице, доложил:
— Товарищ полковник, я из разведуправления, полковник Боков.
— Егор Петрович! — узнал Петушков Бокова. — Уже полковник! Эдак ты скоро обгонишь меня, Егор Петрович.
— Никак нет, Дмитрий Сергеевич! Завтра поступит выписка из постановления Совета Народных Комиссаров о присвоении вам воинского звания «генерал-майор».
Читать дальше