Эван Райт - Поколение убийц (Generation Kill)

И мало кто из них признается в каких-либо глубоких опасениях, не говоря уже об откровенном страхе. «Хватит с меня этого дерьма в духе крутых парней, — говорит сержант Антонио Эспера. — И в бою мне ничего не нравится. Я не люблю стрельбу. Я терпеть не могу боевые действия».

Эспера, как и многие другие, поступил в морскую пехоту, чтобы что-то кому-то доказать. Он вырос в бурной семье в неблагополучном районе пригорода Лос-Анджелеса и, после того как ему стукнуло двадцать, четыре года еле сводил концы с концами, изымая за неплатеж автомобили в южно-центральном районе. Он ненавидел свою работу и одновременно наблюдал за тем, как его друзей и одного близкого родственника посадили в тюрьму за насильственные преступления, которые были в их мире практически обычным явлением. Хотя Эспера — на четверть англосакс по линии матери, преимущественно он — латиноамериканец и американский индеец, и говорит, что был воспитан в ненависти к белым.

Он утверждает, что несколько лет назад умышленно уклонился от получения диплома местного колледжа, хотя ему не хватало всего нескольких баллов, чтобы его заработать, потому что, по его словам: «Мне не нужен был какой-то клочок бумаги от белого ректора, говорящий о том, что я пригоден к тому, чтобы функционировать в его мире». Но после четырех лет изымания автомобилей в беднейших районах Лос-Анджелеса у Эсперы наступило прозрение: «В меня стреляли, и я зарабатывал смешные деньги, всего лишь защищая имущество кучки богатых белых банкиров». Тогда он поступил на службу в морскую пехоту. Служить белым можно, рассудил он, но делать это нужно с «честью и достоинством».

Эспера был среди первых морпехов, которые вступили в Афганистан, и провел там сорок пять дней в окопе, но в ту войну в него едва ли стреляли. По его словам, сейчас он сожалеет, что повторно завербовался на службу после Афганистана. «И о чем я тогда думал, приятель? — вопрошает он. — Каждое утро мне кажется, что я сегодня погибну. Ради чего? Чтобы какой-то полковник мог стать генералом, бросив нас в очередную перестрелку?»

В следующую ночь самолет-разведчик сообщает, что к периметру лагеря первого разведбатальона якобы приближается вооруженная колонна иракцев, и морпехи рядом с позицией Колберта утверждают, что насчитали 140 иракских машин, у которых почему-то включены фары. Колберт, который также следит за огнями, высмеивает это донесение. «Это огни деревни», — говорит он своим людям.

Другие его мнение не разделяют. На высших уровнях дивизии передается тревога — на первый разведбатальон вот-вот нападут крупные иракские вооруженные силы. Военная доктрина США в таких ситуациях трактуется довольно недвусмысленно: если существует вероятность непосредственной угрозы — бомбить ее на хрен. Один из офицеров первого разведбатальона, капитан Стивен Кинцли, говорит об этом так: «По нам делают несколько разрозненных выстрелов, а мы стреляем в ответ с такой ошеломляющей силой, что сравниваем их с землей. Я называю это приструниванием хаджей», — говорит он, употребляя распространенное среди военнослужащих США прозвище для иракцев.

В следующие несколько часов волны реактивных штурмовиков и бомбардировщиков сбрасывают вокруг лагеря около 8000 фунтов снарядов. На утро разведбатальон отправляет пеший патруль для оценки повреждений от бомбардировки. Бойцы видят множество воронок рядом с деревней, но не

обнаруживают никаких признаков оружия. Сержант Деймон Фосетт из роты Альфа первого разведбатальона, который руководил одним из патрулей, говорит: «Мы могли пойти дальше. Мы не добрались до всех мест, куда упали бомбы, но я полагаю, они и не хотели, чтобы мы слишком глубоко в этом копались и возможно обнаружили, что нанесли повреждения домам или мирным жителям. Или вообще ни во что не попали».

30 марта первый разведбатальон отходит от аэродрома и воссоединяется с основной боевой силой морской пехоты в центральном Ираке — Полковой боевой группой один, которая разбила лагерь у шоссе 7 — основной дороги между Эн-Насирией и Эль-Кутом. Группа RCT 1, которая состоит примерно из 7000 морпехов, где-то в двадцать раз больше первого разведбатальона, и намного лучше вооружена, имея в распоряжении около 200 танков и бронированных машин. Очевидно, чувствуя себя в безопасности с таким большим количеством бронетехники поблизости, командование батальона разрешает бойцам лечь спать просто так, а не в окопах, которые, как правило, защищают их от осколков снарядов в случае нападения.