Тери Аболевич - Девятое сердце земли

Конмаэл кивнул, не вдаваясь в обсуждения: уж это ему было яснее ясного.

Георгий Таубе помрачнел и казался рассеянным. Тень, окружавшая его фигуру, стала плотнее, а плечи ссутулились. Очевидно, он был не так равнодушен к прорыву фронта.

Вечером того же дня Конмаэл собрал своих подчинённых в библиотеке. Вокруг больше никого не было, тусклый свет ламп едва разгонял темноту.

Все тринадцать человек молча слушали своего командира. Конмаэл сухо передал им информацию, распределил обязанности. Майор хотел забрать с собой многих солдат, и тем, кто оставался, теперь предстояло заниматься с рекрутами ещё пятнадцать дней, до конца их обучения. В целом никаких существенных изменений не было, но солдат охватило напряжение, они заняли свои головы мыслями о вражеском наступлении. Конмаэл распорядился раздать на ужин вино.

После трапезы он вышел развеяться на крепостную стену, постоял там недолго, выдыхая пар и ощущая кожей последний зимний холод – прозрачный и резкий в подтаявшем воздухе. Подошёл Матей.

Похлопав по карманам, он достал пачку с сигаретами и предложил одну Конмаэлу. Тот лишь покачал головой, Матей закурил.

– Забрал у старого Арона. Дед так и шарит по карманам мертвяков, ему руки отруби – всё равно будет их обчищать. Как будто у них много ценностей.

Конмаэл не ответил, продолжая смотреть в тёмную даль.

– Ты у нас, стало быть, теперь главный? – Матей усмехнулся и слегка толкнул его в плечо.

– Через пару дней. И это временно.

– До какой же поры? Покуда бои не докатятся до нас? Слыхал я про одного ихнего генерала, говорят, его солдаты что демоны, лица в крови, глаза горят – страха не ведают. И этот генерал во главе, в первых рядах. Сметают всё на своём пути. Как знать, может, именно он наступает? И сровняет проклятый холм с землёй.

Капитан не спешил с ответом. Он живо представил себе армию нечисти, в крови и пламени, огромной волной накатывающей из темноты.

– Тебе бы этого хотелось?

Матей удивлённо глянул на Конмаэла:

– Чего? Чтобы тут всё сгинуло в болото? – Он почесал затылок, захваченный вопросом врасплох. – Да пожалуй, что нет. Чего мне? Работа непыльная, место годное. Отстоим, так всё и останется, а нет – тогда какая разница… А чего ты спросил?

Капитан отрицательно покачал головой и отвернулся.

Матей молча курил. Облако дыма, чётко очерченное в спокойном холодном воздухе, нехотя отлетало в сторону и постепенно растворялось. Очень далеко и очень редко у линии горизонта загорались вспышки, такие мимолётные, что это казалось игрой воображения. Но за ними следовали раскаты грома.

– Я не был в бою, – бросил Матей упрямо, словно вонзаясь этой фразой в ледяной уступ, с которого боялся соскользнуть. Конмаэл никогда не видел, чтобы сержант признавал смущавший его страх.

– Я тоже не был, Матей. Но разве это важно?

– Расстрел – дело подлое для бойца. Знай себе спускай крючок да пали, считай, по мертвяку. А в бою? Они же там живые, капитан. Стреляют в ответ. Как тут быть?

Конмаэла это позабавило. «Они там живые».

– Нет живых. Ни здесь, ни в бою. Все мы мертвяки. Где курок спускать – всё одно. Хоть в голову себе спускай.

Матей с сомнением нахмурил густые брови, отчего стал похож на суровое древнее божество.

– Ты чего это? Думаешь, всё одно, что им в голову, что себе? Коли так мыслишь, что же ты сам себе пулю не пустил?

– Не уверен, что после этого стало бы лучше.

С этими словами Конмаэл развернулся и ушёл, как делал это всякий раз, когда разговор ему надоедал.

Оставив позади общий зал, где повеселевшие от вина подчинённые громко смеялись, он прошёл к себе в комнату и рухнул на кровать. Он ощущал усталость, не тяжёлую, но неприятную, как повреждённая эмаль на зубах. Она теперь была с ним всегда, хоть он почти вдоволь ел и спал. Еда была пресной и давно перестала волновать его вкус. Редкие сны стали единственно доступной отдушиной, которая возвращала его в мир, полный красок и эмоций, почти забытой радости и волнения. Только там он ощущал жизнь, пусть это и не было жизнью вовсе.

Взрывы гремят вокруг. Кромешная тьма не даёт различить, что творится. Слышны лишь громкие раскаты, и как будто вибрации проходят по всему телу. Вспышка, две, три. Белая, оранжевая. Потом вдруг зелёная, сиреневая. Сердце стучит неровно, иногда останавливаясь, и тогда очень не хватает воздуха.

Смех и аплодисменты доносятся со всех сторон, из мрака выплывают улыбающиеся лица. Бал в поместье Блажевского, ну конечно же, и фейерверк по случаю наступления нового года.