Владимир Беляев: Залив в тумане

— Устали? — спросил Симаченко у медсестры, когда последний раненый был погружен в машину.

— Очень, — созналась она, утирая платочком пот с лица.

Впервые за все время быстрой работы они смогли спокойно и внимательно поглядеть друг на друга. У сестры были длинные густые ресницы, зеленоватые глаза и немного вздернутый, ещё совсем ребячий нос с чуть заметным шрамиком на переносице.

— У вас на губе кровь, — сказал Симаченко. — Откуда?

Сестра быстро вытерла платочком губы и, заметив кровяное пятнышко, сказала:

— Пустяки. Мне было очень тяжело, и я губу закусывала...

— Руки, небось, болят?

— Ой, как болят! Вы поглядите! — И она показала ладони, мягкие, красные и вспухшие от носилок.

— Много раненых?

— Пятый бот с утра подходит. Вы представляете? И еще на том берегу остались.

— Город бомбили? — спросил Симаченко, усаживаясь рядом с ней на брёвнышке.

— Пока больше не трогают. Видно, целым взять хотят. Такая же, впрочем, штука, как и с Ленинградом. Думали все, в первый же день его бомбить станут, а вот ничего. Неделя прошла — и пока ничего.

— А вы откуда это знаете? — спросил Симаченко.

— Я же из Ленинграда.

— Давно?

— Позавчера.

— А я сегодня.

— Нет, правда? Вы ленинградец?

— Ну, конечно. Мечеть знаете?

— Ну еще бы! Около Петропавловки.

— А я за мечетью живу. Жил, вернее. На улице Мичурина. Угол Мичурина и Малой Посадской. А вы?

— Я-то в общем из Луги, там у меня мама и братья, но последние два года я в Ленинграде жила. На Васильевском острове, в Мучном переулке.

— Мы почти соседи, — обрадовался Симаченко, — Петроградская и Васильевский совсем рядом. Давайте тогда познакомимся. Меня зовут Никита. Никита Степанович Симаченко.

— Тамара Вишнякова, — сказала сестра просто, протягивая Симаченко мягкую, усталую руку.

— А отчество?

— Да зовите просто Тамара.

— Товарищ лейтенант, не опоздайте, — донесся с баржи чей-то выкрик.

Симаченко увидел, что все уже сели в баржу и буксир собирается отчаливать.

— Ну, прощайте, землячка, — поспешно пожимая руку Вишняковой, сказал Симаченко.

— Оставайтесь живы, — сказала Тамара, провожая его взглядом.

Симаченко подбежал к краю пристани и как только спрыгнул вниз, на упругую палубу баржи, канат, соединявший ее с буксиром, стал натягиваться.

Баржа уже была на середине залива, но Симаченко увидел, что Тамара с берега машет ему платочком. Он помахал ей в ответ пилоткой, и ему вдруг стало необычайно легко на душе. Исчезло почти совсем чувство растерянности, что овладело им при виде раненых. Страстно захотелось жить, драться, увидеть когда-нибудь ещё раз эту миловидную сестричку в коричневом берете. И заметив, что лица бойцов, окружавших его, все ещё мрачны, Симаченко сказал им:

— Ну, чего загрустили, ребята? Страшно? А вы не тужите. На войну ведь едем, а не на свадьбу. А на войне — не без этого!

Вагонные встречи и разговоры забываются быстро, но тем не менее доктор Карницкий запомнил вопрос своего попутчика молодого веселого лейтенанта, который сперва не хотел пускать его в вагон, а потом спросил: «Вы кто, хирург или по внутренним?».

Еще и тогда, в поезде, в этом вопросе доктор Карницкий почувствовал маленькую, едва уловимую обиду. Почему лейтенант не спросил: «Вы кто, физиотерапевт или по внутренним?» Очевидно, это было не случайно. Очевидно, были такие специальности врачей, которые занимали на войне первые, основные места и были медики таких профессий, применение которых будет возможно, когда всё утрясется и войдет в привычный ритм войны. Он понял это особенно ясно, когда прибыл на фронт и получил назначение в часть.

— Ничего, доктор, не горюйте. Принимайте пока санитарный поезд, а там видно будет, — сказал ему начальник отдела санитарных кадров армии, — но обещаю вам твердо: наклюнется подходящее место — переведем на грунт и будете вы снова физиотерапевтом, как в Ленинграде. Вы там лечебницей водников заведывали?

Карницкий утвердительно кивнул головой.

— Обидно, конечно, мне на рельсы вас переводить, —добавил участливо начальник отдела кадров, протирая круглые очки в роговой оправе, — но что поделаешь? Всему виною война. Она спутала карты многих из нас. Возьмите, лично я — венеролог. А теперь, видите, всякие тут отчётности, писанина. Надо. А раз надо, следует примириться и потерпеть. Желаю удачи...