Любовь Рябикина - Звезда Давида

Солдатик был смугл и черноволос. На виске имелась маленькая ранка. Крови из нее вытекло совсем не много и казалось, что парень просто спит. Кацман решительно перевернул убитого и привычно засунул руку в карман. Достал солдатскую книжку. Вжавшись в окопчик, прочел:

– Рамзанов Идрис Магомедович. Год рождения… Место рождения Казань… Отлично!

Решительно пополз в сторону огромной воронки от снаряда. Скатившись в нее, затих. Выстрелы советских солдат становились все реже. Затем мимо пробежало несколько русских солдат, надеявшихся укрыться в лесу неподалеку. Кацман прикинулся убитым. Раскинул руки и распластался на земле. Сослуживцы пробежали рядом, переговариваясь:

– Быстрее, быстрее…

– Куда бежать? Всюду фрицы!

– Не отставай! Прорвемся!

– Глянь, еще один…

Никто не остановился возле него и это обрадовало Йохима. Автоматные очереди приближались. Гортанные голоса раздавались все ближе и ближе. Кацман достал из кармана давно припасенный белый носовой платок и медленно выбрался из воронки. Осторожно встал, держа платок в поднятой кверху руке.

Немцы уже через минуту окружили его, о чем-то лопоча. Один ткнул автоматом ему в грудь и Кацман зашелся в трусливом крике, протягивая солдатскую книжку:

– Не стреляйте! Я татарин. Я давно вас жду и буду верно служить вам!

Среди окруживших его солдат оказался один знавший русский язык. Он перевел слова Кацмана остальным. Немцы заговорили между собой. Кое-кто брезгливо смотрел в сторону предателя.

Йохим трусливо оглядывался по сторонам, боясь увидеть кого-то из однополчан, кто мог бы рассказать немцам о том, что он еврей. Не заметив больше пленников, Кацман осмелел. Знавший русский язык солдат приказал на ломаном русском:

– Пошёль к дорога! Там наш командир. Он решайт, что с тобой делайт…

Полевая кухня расположилась на большой открытой поляне, скрытая со всех сторон березами. Место было настолько живописным, что Абрам Гольдберг, едва приехали, выдохнул, поднимая руки к небу, а затем раскинув их в стороны:

– Да тут картины можно писать!

Анюткин перебил его лирический настрой:

– Ты бы лучше дров натаскал, живописец! Слава Богу, хоть котлы с водой уже. Времени одинадцатой час, а у нас ничего не готово. Я на ходу успел картошку почистить, да покромсать и все.

Гольдберг торопливо метнулся в лес с топором в руках. За эти недели его руки огрубели и топор больше не натирал ладони. Анюткин в это время распряг лошадей и пустил их пастись на поляну, стреножив передние ноги.

Абрам приволок огромный ворох валежника. Бросил у поставленных в рядок под двумя огромными березами кухонь и вновь скрылся в роще. Евсей взял второй топор и принялся рубить сухие сучья. Ловко забил дрова в печки и растопил. Березовые ветки надежно скрывали заклубившийся дым.

Гольдберг приволок еще охапку хвороста. Повар попросил:

– Абрам, ты сбегай с ведрами до ручья. Воды притащи. Дров пока хватит.

Парень послушно схватил ведра и направился в другую сторону…

И суп и перловка с тушенкой были почти готовы. Суп, все с той же тушенкой, побулькивал на слабом огне. Пыхтела каша, словно отдуваясь и распространяя вокруг вкусный запах жареного лука, которого Евсей забил в перловку огромную сковородку.

Анюткин присел на обрубок деревяшки у березового ствола. Достал кисет и закурил, с тревогой поглядывая в сторону передовой. Бой гремел не шуточный и он медленно приближался. Уже дважды снаряды рвались поблизости.

Временами повар поглядывал в сторону, откуда они прибыли с кухней и где до сих пор оставались следы от тележных колес. На лице застыло ожидание. Евсей ждал приказа, но никто не появился между берез, а бой все приближался.

Гольдберг смотрел в сторону передовой, пытаясь представить, что там происходит. Он уже не мало видел крови и раненых. С тревогой вслушивался во взрывы и упрекал себя тихонько:

– И чего я такой не умелый? Был бы сейчас там и не было бы этого проклятого ожидания!

Повар, расслышавший его слова, обернулся и цыкнул:

– Цыть ты! А здесь кто робить будет? Я один? Думаешь мне не хотелось вместе со всеми? – Добавил тихо: – Да вишь ты как… Я ведь всю свою сознательную жизнь поваром проработал и с винтовкой, вот как и ты, не дружен…

Кивнул в сторону приставленной к телеге трехлинейки:

– А что поделаешь? Не всем это дано – стрелять уметь… – Подумав, попросил: – Сходил бы ты сынок на опушку, да посмотрел, что там происходит? Может тот, кто к нам шел, заблудился?